Александр Верховский - Беспокойное соседство: Русская Православная Церковь и путинское государство

Владимиру Путину досталось не слишком упорядоченное наследство в части отношений государства и религиозных объединений. Общим местом уже стало утверждение, что государство имело при Борисе Ельцине особые отношения с Русской Православной Церковью (Московского Патриархата – в отличие от иных юрисдикций). Не менее несомненным было несколько ущемленное положение новых религиозных движений (НРД) и части уже далеко не столь новых, но недостаточно широко представленных в России религиозных объединений. Ислам, ортодоксальный иудаизм и буддизм в его традиционном для России (калмыцком, тувинском или бурятском) варианте пользовались «благожелательным нейтралитетом» государства. Надо полагать, государство готово было бы особо отличать ислам, но этому мешала раздробленность мусульманского религиозного руководства, неудобная и малопонятная для чиновников.

Не вдаваясь здесь в подробности, касающиеся 90-х годов [1] , отметим только, что более отчетливую, более структурированную конфессиональную политику просто некому было проводить, так как решения в этой области принимались независимо друг от друга различными властными структурами, а единого государственного учреждения, ведающего делами религиозных объединений, уже давно нет.

Концепции «инвентаризации» и «вертикали власти», с которыми начинал свое правление новый Президент, предполагали, очевидно, некую концептуализацию и координацию также и конфессиональной политики, но до этой далеко не первостепенной по политической значимости темы поначалу просто не доходили руки. События начала 2000 года не давали оснований говорить о какой-то направленной политике [2] .

С одной стороны, глава Отдела внешних церковных связей (ОВЦС) Патриархии митрополит Кирилл (Гундяев), ведающий, среди прочего, и отношениями Церкви с государством, привлекался даже к разработке концепции нового правления, проходившей под руководством Германа Грефа (правда, эти разработки остались в основном втуне). Патриарх Алексий II оказался единственным деятелем, присутствовавшим при передаче «ядерного чемоданчика» от Ельцина к Путину.

С другой стороны, в подписанной уже 10 января 2000 г. «Концепции национальной безопасности», в отличие от предыдущей (1997 года) РПЦ не упоминается, равно как и беспокоящие ее «тоталитарные секты» (то есть НРД); речь идет только о «культурно-религиозной экспансии соседних государств на территорию России», что, скорее всего, относится к радикальным мусульманским течениям (обычно более или менее обоснованно называемым в России «ваххабитами»).

В начале правления Путина были очень популярны споры о его религиозности, в православно-патриотических кругах они иногда возобновляются и до сих пор. В частности, широко и публично обсуждался слух, что известный своими фундаменталистскими (или, по крайней мере, крайне консервативными) взглядами архимандрит Тихон (Шевкунов) является духовником Президента, но слух этот весьма сомнителен, а сам архимандрит Тихон позволял себе лишь неоднозначные намеки [3] . В принципе, все споры основывались на попытках интерпретировать отдельные фразы Путина, но сейчас любой российский политолог подтвердит, что это крайне неблагодарное занятие: Путин еще с парламентской кампании 1999 года известен своей способностью угодить слушателям самых разных взглядов. Поэтому лучше, видимо, исходить не из того, какова личная религиозность Президента, а из анализа политики государственной машины в целом.

Московская Патриархия, разумеется, не вмешивается прямо в политические конфликты. Основной приоритет в отношениях с властью – лоббирование церковных интересов, а такой инструмент лоббирования, как политическое вмешательство, для Церкви настолько недоступен, что даже намек на его использование уже опасен. Зато Церковь может прямо предлагать власти свои идеологические разработки. И вот в этом случае привлечение сторонников и конфронтация с противниками уже допустимы.

Политический риск при этом, конечно, сохраняется, но Патриархия не может не проявлять известной степени самостоятельности: иначе она перестала бы быть общественной силой в глазах окружающих (включая государство) и в своих собственных. Достаточно вспомнить, что на Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 года были приняты решения, вызвавшие в Кремле сильнейшее раздражение: Церковь постановила, что претендует на реституцию дореволюционной церковной собственности и считает в принципе возможным призвать паству к гражданскому неповиновению власти, если власть побуждает к совершению тяжкого греха (в частности, к отступлению от Церкви). Не без труда удалось тогда митр. Кириллу сгладить негативное впечатление, произведенное на президентскую Администрацию [4] .

В принципе, Церковь может обходиться без общественно-политической идеологии. Московская Патриархия ее в 90-е годы и не имела, ограничиваясь отдельными заявлениями и политико-идеологическими маневрами. Ситуация начала меняться в середине 1999 года, с программных статей Патриарха Алексия и митрополита Кирилла в «Независимой газете» [5] . Эти статьи стали прообразом некоторых разделов «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви», принятых все тем же Юбилейным Собором [7] . Чтобы не цитировать целый ряд статей и документы Собора [7] , ограничимся кратким резюме:

Церковь осуждает либеральное (западное) мировоззрение как безрелигиозное и индивидуалистическое, но допускает его право на существование в современном падшем мире. Церковь настаивает на том, что такое мировоззрение никак не может приниматься в качестве нормы, тем более – всемирной, глобальной. Существуют и имеют не меньшее право на существование и «традиционные» мировоззрения – исламское, православное и другие, явно религиозно обоснованные и более или менее укорененные в жизни других (не западных) народов. То есть речь идет не просто о религиях, но о культурных комплексах, определяющих всю жизнь того или иного народа. Мировой порядок должен в равной мере ориентироваться на все эти мировоззрения. Таким образом, процесс глобализации (помимо его технической составляющей) определяется как неправомерная экспансия либеральной, секулярной цивилизации против всех остальных.

Формулировка «Основ социальной концепции»:

…наблюдается стремление представить в качестве единственно возможной универсальную бездуховную культуру, основанную на понимании свободы падшего человека, не ограничивающего себя ни в чем, как абсолютной ценности и мерила истины. Такое развитие глобализации многими в христианском мире сопоставляется с построением Вавилонской башни.