Тьерри Маллере - COVID-19: Великая перезагрузка

Фундаментальный момент здесь заключается в следующем: сложность ограничивает наше знание и понимание вещей; Таким образом, возможно, что сегодняшняя возрастающая сложность буквально подавляет возможности политиков в частности - и лиц, принимающих решения, в целом - принимать хорошо обоснованные решения. Физик-теоретик, ставший главой государства (президент Армении Армен Саркисян), указал на это, когда придумал выражение «квантовая политика», описывая, как классический мир постньютоновской физики - линейный, предсказуемый и в некоторой степени даже детерминированный - дал Путь в квантовый мир: сильно взаимосвязанный и неопределенный, невероятно сложный и также меняющийся в зависимости от положения наблюдателя. Это выражение напоминает квантовую физику, [14]Пандемия COVID-19 обнажила этот квантовый мир.

Наша современная экономика радикально отличается от экономики предыдущих веков. По сравнению с прошлым он бесконечно более взаимосвязан, запутан и сложен. Он характеризуется экспоненциальным ростом мирового населения, самолетами, которые соединяют любую точку в любом месте с другим местом всего за несколько часов, в результате чего более миллиарда из нас пересекают границу каждый год из-за посягательств людей на природу и среды обитания диких животных - вездесущие, разросшиеся мегаполисы, в которых проживают миллионы людей, живущих щека за щекой (часто без надлежащей санитарии и медицинской помощи). По сравнению с ситуацией, существовавшей всего несколько десятилетий назад, не говоря уже о столетиях назад, сегодняшняя экономика просто неузнаваема. Несмотря на это, Некоторые экономические уроки, которые следует извлечь из исторических пандемий, актуальны и сегодня, чтобы помочь понять, что их ждет впереди. Глобальная экономическая катастрофа, с которой мы сейчас сталкиваемся, является самой серьезной из зарегистрированных с 1945 года; с точки зрения своей скорости он не имеет аналогов в истории. Хотя он не может сравниться с бедствиями и абсолютным экономическим отчаянием, которые общества пережили в прошлом, есть некоторые характерные черты, которые навязчиво похожи. Когда в 1665 году, за 18 месяцев, последняя бубонная чума уничтожила четверть населения Лондона, писал Даниэль Дефо в «Журнале года чумы». [15](опубликовано в 1722 г.): «Прекращаются все промыслы, прекращаются занятия; прекращается труд и тем самым хлеб бедняков; и поначалу было очень прискорбно слышать крики бедняков ... тысячи из них оставались в Лондоне, пока ничего, кроме отчаяния, их не прогнала, смерть настигла их на дороге, и они служили не лучше, чем посланникам смерти ». Книга Дефо полна анекдотов, которые перекликаются с сегодняшней ситуацией, рассказывая нам, как богатые сбегали в страну, «забирая с собой смерть», и наблюдая, как бедные были намного больше подвержены вспышке, или описывая, как «шарлатаны и шарлатаны »Продавались ложные лекарства.[16]

История предыдущих эпидемий снова и снова показывает, как пандемии используют торговые пути и противоречие, которое существует между интересами общественного здравоохранения и интересами экономики (что представляет собой экономическую «аберрацию», как мы увидим всего на нескольких страницах) . Как описывает историк Саймон Шама:

В разгар бедствий экономика всегда противоречила интересам общественного здравоохранения. Несмотря на то, что до тех пор, пока не было понимания болезней, передаваемых через микробные бактерии, чума в основном приписывалась `` грязному воздуху '' и ядовитым парам, которые, как утверждалось, возникали из застойных или загрязненных болот, тем не менее существовало ощущение, что те самые коммерческие артерии, которые привели к процветанию теперь превратились в переносчиков яда. Но когда были предложены или введены карантины (…), те, кто больше всего рисковал потерять, торговцы, а в некоторых местах ремесленники и рабочие, от остановки рынков, ярмарок и торговли, оказали жесткое сопротивление. Должна ли экономика умереть, чтобы ее можно было воскресить с крепким здоровьем? Да, сказали хранители общественного здоровья, которые стали частью городской жизни в Европе с 15 века.[17]

История показывает, что эпидемии сильно изменили экономику и социальную ткань страны. Почему с COVID-19 должно быть иначе? Основополагающий документ о долгосрочных экономических последствиях крупных пандемий на протяжении всей истории показывает, что значительные макроэкономические последствия могут сохраняться в течение 40 лет, существенно снижая реальную доходность. [18]Это контрастирует с войнами, которые имеют противоположный эффект: они уничтожают капитал, а пандемии - нет - войны вызывают более высокие реальные процентные ставки, что означает большую экономическую активность, в то время как пандемии вызывают более низкие реальные ставки, что означает вялую экономическую активность. Кроме того, потребители, как правило, реагируют на шок увеличением своих сбережений либо из-за новых мер предосторожности, либо просто для возмещения богатства, утраченного во время эпидемии. Что касается рабочей силы, то прибыль будет достигнута за счет капитала, поскольку после пандемий реальная заработная плата имеет тенденцию расти. Еще во времена Черной смерти, разорившей Европу с 1347 по 1351 год (и подавившей 40% населения Европы всего за несколько лет), рабочие обнаружили впервые в их жизни, что сила изменить ситуацию была в их руках. Менее чем через год после того, как эпидемия утихла, текстильщики из Сен-Омера (небольшой город на севере Франции) потребовали и получили последовательное повышение заработной платы. Два года спустя многие рабочие гильдии договорились о сокращении рабочего времени и более высокой заработной плате, иногда на треть больше, чем их уровень до чумы. Подобные, но менее экстремальные примеры других пандемий указывают на тот же вывод: рабочая сила набирает силу в ущерб капиталу. В настоящее время это явление может усугубляться старением большей части населения во всем мире (заметными исключениями являются Африка и Индия), но такой сценарий сегодня рискует радикально изменить в связи с ростом автоматизации, к которой мы еще вернемся. раздел 1.6. В отличие от предыдущих пандемий, нет уверенности, что кризис COVID-19 склонит чашу весов в пользу рабочей силы и против капитала. По политическим и социальным причинам это возможно, но технологии меняют это сочетание.

Высокая степень постоянной неопределенности в отношении COVID-19 чрезвычайно затрудняет точную оценку риска, который он представляет. Как и в случае со всеми новыми рисками, являющимися агентами страха, это создает сильную социальную тревогу, которая влияет на экономическое поведение. В мировом научном сообществе сложился всеобщий консенсус в отношении того, что Цзинь Ци (один из ведущих ученых Китая) был прав, когда он сказал в апреле 2020 года: «Вероятно, это будет эпидемия, которая сосуществует с людьми в течение длительного времени, становится сезонным и поддерживается в человеческих телах ».[19]