Анатолий Терещенко - Отряды зафронтовой заброски

— Это их номерные знаки. Сотрудники гестапо, переодетые в штатское, всегда носят при себе личные знаки — вездеходы и опознаватели. Обокрали мы Германию на металл, — улыбнулся майор. — Побежденным не оставили даже слез, чтобы оплакать поражение. Некому!

Все засмеялись…

На вопрос, знал ли Зорич о деятельности группы майора Вихря в Кракове, разведчик пояснил.

Слово Святогорову:

«Мы работали приблизительно одновременно. В Кракове действительно работал майор Вихрь со своей группой. Однако мы были настолько законспирированы, что даже не пересекались. Только после войны я познакомился с Вихрем — Евгением Степановичем Березняком. Он действовал в Кракове как капитан Михайлов под псевдонимом Голос. А майором стал «с помощью» Юлиана Семенова.

Как-то писатель сказал при встрече Березняку, что хочет написать о нем книгу, однако руководство военной разведки не дало согласия — сами сняли документальную ленту «Теперь их можно назвать».

А через некоторое время на телеэкраны вышел художественный фильм «Майор Вихрь», снятый по одноименному роману Семенова. Там и были отражены многие эпизоды деятельности группы Березняка.

Семенов воспользовался правом на художественный вымысел и создал образ Вихря. Правда, по воле писателя вся группа Вихря в конце фильма гибнет. Вскоре после премьеры фильма в «Известиях» появилась статья «Майор Вихрь жив», где говорилось, что прототип героя Евгений Березняк живет в Киеве. И Евгения Степановича засыпали письмами: просили поведать, как было на самом деле. Тогда он написал книгу «Пароль «Dum Spiro», рассказав о действиях своей группы».

Авторы считают, что проникновение бойцов отряда Зорича в Люблинскую разведывательно-диверсионную школу с последующим ее уничтожением заслуживает не меньшего внимания, чем хорошо раскрученные советскими СМИ подвиги других героев разведки в период Второй мировой войны.

Но вернемся к последствиям разгрома партизанами гестаповского отряда под командованием Аккардта.

В Краковской штаб-квартире секретной государственной полиции по этому поводу был объявлен двухдневный траур. На центральном здании гестапо Кракова висели приспущенные алые флаги со свастикой, увитые черными лентами. Это была настоящая трагедия, в которой погиб не только главный «дирижер», но и весь «хор исполнителей».

Гиммлер вызвал в Берлин из Кракова высшего руководителя СС и полиции на Востоке обергруппенфюрера СС Крюгера. Ему предстояла внушительная головомойка за потерю Люблинской РДШ и гибель местных гестаповцев во главе с их предводителем Аккардтом.

Крюгер изворачивался как мог, на что Гиммлер рявкнул: — Хватит себя скоблить. Вспомни слова нашего великого немца — Бисмарка: никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и до выборов. Виновным полностью считаю Аккардта, но и часть твоей вины я тут вижу. Не надо оправдываться ложью! Санкции последуют после моего разговора с фюрером…

Самая важная тайна та, которую раскрывает носитель секрета или его свидетель. Пока человек таит и хранит свою тайну от других, она его помощница, а когда он ее выпускает, человек становится ее пленником. Обладателем большой тайны — важных абверовских секретов, являлся для Зорича личный представитель адмирала Канариса — мэтра военного шпионажа — гауптман Вальтер Файленгауэр. Он был на хорошем счету и у гестапо — по всей вероятности был агентом государственной политической полиции.

Гауптман прибыл в Люблинскую разведшколу не для читки лекций, не для поднятия авторитета руководства школы, а с чисто прагматичными намерениями. Ему была поставлена конкретная задача: отобрать самых надежных слушателей по профилю — диверсионная работа, с последующей их заброской в конкретные тылы Красной армии.

Вальтер часто присутствовал на занятиях с курсантами школы. Особенно любил посещать практические занятия, где по его разумению «откровенно раскрывалась душа и ум слушателя», смекалка будущего диверсанта, его потенциальные возможности и способности, то есть, где он видел «конкретного человека в конкретном деле», как любил говорить этот абверовец.

Файленгауэр на занятиях всегда сидел молча, внимательно слушая ответы экзаменуемых слушателей. Иногда он вел записи в небольшом кожаном блокноте с вытесненным на его обложке серебристым нацистским партийным значком. Его внимание привлекали люди, знающие русский, украинский и польский языки, которые он тоже знал в совершенстве. С некоторыми кандидатами в супердиверсанты он беседовал, как говорится, с глазу на глаз, устанавливая личностные отношения, дополнительно изучая более глубокие параметры характеристики курсанта, к которому закралось какое-то недоверие, или наоборот появились симпатии.

Зная в совершенстве все три славянских языка, он мог психологически глубоко проникать в души будущих диверсантов, шпионов и террористов. Определял потенциальные возможности каждого, с кем беседовал «по душам», предварительно понимая, на что способен конкретный кандидат на роль зафронтового парашютиста.

Ему нередко телефонировали из Берлина представители военной разведки и контрразведки. Иногда, особенно на первых порах работы в школе, звонки приходили и от самого адмирала Канариса, а потом и от нового шефа полковника Ганзена и даже от крутого и свирепого нового начальника РСХА Кальтенбруннера, забравшего в свою организацию переформированную военную разведку и контрразведку — абвер, после ареста его бессменного руководителя Канариса.

Всех этих руководителей всегда интересовало то, как идет работа, какие трудности он встречает на месте, с какими конкретно результатами возвращаются «патриоты рейха». Особое внимание обращалось на тщательность отбора кандидатов.

Однажды шеф из Берлина прислал шифротелеграмму, в которой, в частности, говорилось:

«Наш фюрер озадачен слабой, а порой необъективной отдачей разведчиков, работающих на военных коммуникациях противника, в тылу Красной армии, а также участившимися случаями измен. Все это является результатом некачественного подбора контингента.

С учетом разрастающегося движения лесных бандитов — партизан и городских разбойников — подпольщиков, необходимо усилить работу по внедрению нашей агентуры в эти советские организации.

Мы теряемся в догадках ожидаемых направлений основных ударов советских войск. Прошу и требую усилить работу на железнодорожном транспорте, на станциях и в депо — мало стало диверсий на стальных магистралях, оборонных заводах, арсеналах и складах с боеприпасами…»