Петр Столпянский - Город Оренбург: Материалы к истории и топографии города

Весьма понятно, что основания — основаниями, а жизнь остается жизнью и предъявляет свои требования. И прежде всего жители левой стороны старой слободки не пожелали все выселяться: их и оставили на местах, но взяли с них следующую подписку:

«Как нижняя часть слободки весною во время разлива реки Урала, особенно в 1854 году, затопляется водою, в настоящее время жители этой части слободы ходатайствовали дозволить им остаться на старых местах, утверждая, что разлив воды не может быть вреден, как это было прежде, а ежели и случалось, что Урал разольется и затопит слободку, то поселившиеся в ней ни в каком случае от причиняемого им вреда водою, как бы разлив ни был велик, не будут просить от правительства никакого вознаграждения за причиненные им убытки».

Распоряжение было прямо незаконное, так как жилые постройки на затопляемых местах не дозволялись, но генерал губернатор был сильнее закона: в левой стороне слободки разрешено было селиться и Оренбургская дума, избранная по положению 1870 года, должна была вносить в свою смету расходов по 1000 р. на помощь жителям от наводнений вплоть до устройства железно-дорожной дамбы, отделившей банное озеро от реки Урала.

Таким образом, старая слободка была восстановлена в своих размерах; выселялись лишь только те, у кого были маломерные места, или чьи места отходили под улицы и площади. Оставшиеся жить должны были отведенные им места не раздроблять и не продавать по частям: на возводимые постройки надо было брать план от городского архитектора, строится с точными соблюдением означенного плана; кроме того не разрешалось устраивать «заведений, действующих огнем или вредных чистоте воздуха».

Как соблюдались эти правила, видим в настоящее время, так как распланировка старой слободки. особенно внизу, отличается тем же хаосом, как прежде.

Кроме общих нарушений означенных правил, нарушений, которые проходили бесследно, обыватель иногда обращался за разрешением отступить от правил, но по большей части с жалобами на новые правила, в которых обыватель видел один начальнический каприз, да новую тяготу, накладываемую и на без того обездоленного обывателя. Одна из подобных жалоб заслуживает внимания.

Мы уже сказали выше, что около Покровской церкви решено было образовать площадь снесением некоторых обывательских зданий. Первоначально спуска от Покровской церкви к арендованным местам не существовало, по этому косогору тоже ютились избушки, здесь жили даже в ямах.

И вот владетельница одной из подобных построек, титулярная советница, вдова Остафьева подает оригинальное прошение к генерал-губернатору:

«В начале этого месяца, т. е. июля — пишет титулярная советница — я просила Ваше Высокопревосходительство дозволить мне исправить мой дом, поврежденный во время пожара, бывшего в старой слободке. В настоящее время, когда по распоряжению Вашего Высокопревосходительства приготовляется проект нового распланирования старой слободки, до слуха моего дошло, что полицейский пристав третьей части, для того, чтобы лучше был вид из окон его дома, а купец Деев для того, чтобы лучше люди видели построенный им Богу храм, настаивают, что бы дом мой был назначен к сломке и место отведено под площадку перед церковью, под площадку, по соображению ширины улицы к церкви совершенно ненужную и по величине своей несоответствующую церковному фасаду». [29] Там же.

В этих строчках обыватель встает, как живой. — Всякое мероприятие он объясняет только с личной точки зрения, он совершенно не дорос до того, чтобы понять, что дело касается вовсе не его обывателя, интересов а общих.

Площадь понадобилась вовсе не потому, что так, требовал и устав церковный и благообразие города и меры противупожарные, — вовсе нет: площадь, по уверению титулярной советницы, нужна приставу 3-ей чаcти, чтобы вид из его окон был лучше, и купцу Дееву, чтобы похвастаться своею церковью.

И эти доводы обыватель приводит совершенно серьезно, не подозревая, сколько в них иронии, если не сказать больше. Что обыватель смотрит серьезно, видно из последующего объяснения: — улица широка, церковь совершенно не нуждается в площади. и размеры площади будут даже не соответствовать церковному фасаду, — значит, обыватель и о церкви Божией заботиться, а не свои только интересы блюдет.

Конечно, обыватель прав: его устами говорит в своем прошении титулярная советница:

«В настоянии своем они, т. е. пристав и Деев, опираются на том, что у меня плана нет, но во первых, в то время, когда строился мой дом, в слободе ни у кого нет планов, а только впоследствие стали выдавать планы». — Обыватель по обыкновению своему сказал неправду: начальство заставляло, предписывало брать планы, даже цену назначило: по 10 р. за план, но обыватель уклонился от исполнения этого предписания. «За мною место в натуре» говорит она далее.

Эти слова очень характерны: я владелица места и, следовательно, оно мое; ни о каких правах, ни о каких доказательствах обыватель не хочет думать, у него все еще старый афоризм: «кто палку взял, тот и капрал».

Выставив свои доводы, почему она, обывательница, права, а ее «злокозненные враги» виноваты, титулярная советница как бы вскользь замечает: «говорят, что мой дом стар — но, конечно, этот говор — неправда и вот почему: «когда ломали крышу, он выдерживал тяжесть может быть 20 человек». Особенно хорошо по наивности это выражение: «может быть двадцати человек» — но и это доказательство крепости своего дома обыватель привел так для полноты доказательства, потому что, как он говорить дальше: «дом для меня хорош и я надеюсь в нем иметь сухой и теплый приют до конца моей жизни». Говорят, он некрасив, но... — обыватель вспоминает Ювенала и разражается следующей тирадою: «но некрасивые дома никому не делают бельма на глаза, а слезы разоренных доводят до слепоты.»

Пусть дом стар, некрасив, пусть он безобразит город, не соответствует требованиям строительного устава, все это пустяки: «дом для меня хорош, говорит обыватель, и вы меня не троньте. Мне дела нет, что я живу не на необитаемом острове, что я гражданин города, что я должен подчиниться правилам, при исполнении которых только и возможно совместное жительство». Все это не укладывается в мозгу обывателя, он помнит лишь одно: «дом его», хотя кроме голословного утверждения он никаких доказательств не может привести, и как он завладел этим домом, обыватель не хочет и вспоминать, и что лишить этого дома его хотят по злобе врагов... Ведь для обывателя враг — каждый, кто его окружает, с кем он живет, с кем он видится ежедневно. Лучшей характеристики психологии обывателя, чем данное прошение, трудно найти. Докончим это цитирование: «купец Деев вызвался наградить меня Но ему ли сделать это? Конечно, он будет ценить мой дом по купечески. Когда его собственный великолепный дом составляет незначительную часть его состояния, то признает ли он, настоящую стоимость моего бедного дома. А между тем мой дом доставляет мне при том без всякого стеснения доходу 7 рублей серебром в месяц: если капитализировать этот доход, то выходит сумма, которую никогда не назначат присяжные оценщики и которую купец Деев не захочет дать».