Владимир Коновалов - Подвиг «Алмаза»

Алексей Клименко

Такие беседы велись в присутствии многих свободных от вахты матросов. В Батуме пленных сдали на берег. На «Алмазе» остался лишь необычный трофей — шестивесельная шлюпка, подобранная на месте потопления турецкого парохода. Матросы прозвали шлюпку «Турчанкой». Часто слышалась команда боцмана: «Спустить «Турчанку». И в памяти каждого возникало воспоминание о турецких матросах и кочегарах с парохода «Брассы», которые, как и русские моряки, были обмануты своим правительством и брошены в кровавую бойню.

Служба в царском флоте вообще была тяжелой и безрадостной. А служба на «Алмазе» в годы войны сделалась совсем невыносимой. Командный состав здесь подобрался особый. Офицеры состояли преимущественно из сынков родовитых дворян, крупных помещиков и фабрикантов. Именитые отцы старались пристроить своих отпрысков на корабль, славившийся комфортом. Правда, были на крейсере некоторые офицеры, которые не гнушались матросов и вместе с ними проявляли героизм и боевую стойкость. Но таких были единицы. Большинство же офицеров пренебрежительно относилось к нижним чинам, унижало их человеческое достоинство. Хотя по уставу рукоприкладство запрещалось, однако многие не считали зазорным и предосудительным дать волю своим рукам. За всякую мелочь матросы отправлялись в карцер, оставлялись без берега, попадали в плавучую тюрьму, стоявшую в Северной бухте Севастополя. Сплошь и рядом применялось дисциплинарное взыскание «под винтовку». Это было одним из самых тяжелых и унизительных наказаний: матроса ставили на солнцепеке или на холоде с винтовкой в руках в положении «смирно» на два часа. Немало было таких офицеров, которые заставляли матроса к тому же надеть набитый песком или кирпичом вещевой мешок весом не менее пуда, а на носки сапог клали несколько спичек. Стоило наказанному хоть слегка шевельнуться,— спички тотчас сваливались. Это считалось нарушением, и снова — «под винтовку». После двух часов стояния в положении «смирно» палуба под ногами становилась мокрой от пота.

Притупляла сознание, сушила мозг матросов так называемая «словесность», на изучение которой отводились часы, свободные от работы. Требовалось поименно знать всю царскую семью, великих князей, знать, кого как встречать на улице, кому отдать «честь», а перед кем стать «во фронт». Газет, журналов, книг матросы не должны были читать. Единственная «литература», которая допускалась на корабли и в казармы,— это уставы да религиозные, душеспасительные и приторные «патриотические» брошюрки.

Во время первой мировой войны на «Алмазе» не было подпольной организации. В 1912 году в Севастополе готовилось восстание Черноморского флота, но оно было провалено провокаторами. Царские власти жестоко расправлялись с революционными матросами. Были аресты и на «Алмазе». К началу войны на корабле полностью обновился строевой состав, мало кто остался и из машинной команды. Из прежней подпольной группы остались только машинист Василий Бабанский, кочегары Александр Павлов и Николай Кравцов, но последние двое отошли от политической работы.

К середине 1916 года Бабанский сплотил небольшую группу матросов, настроенных революционно.

В нее вошли Иосиф Косов, Сергей Кривобок, Алексей Гребенюк, Семен Которобай, Николай Баранов, Алексей Клименко и Андрей Полтавский. Все они в то время не были большевиками, а Косов и Баранов состояли в партии эсеров.

Обычно после вечерней молитвы, когда команда готовилась ко сну, Бабанский и его друзья шли на бак или в умывальник, там курили, делились впечатлениями дня. Оставшись одни, размышляли об истинных причинах кровавой войны, читали письма из дому, в которых сообщалось о бедственном положении населения в городах и селах. Перед каждым членом группы Бабанский ставил задачу: находить среди матросов сочувствующих делу революции, сближаться с ними, рассказывать о революционных традициях черноморских моряков, раскрывать империалистический характер войны.

Андрей Полтавский

Бабанский умел находить нужных ему людей. Однажды он обратил внимание на молодого матроса, который выделялся прямотой суждений, часто вслух высказывал недовольство порядками во флоте. Выяснилось, что они с Василием Воскобойником почти земляки, оба из-под Одессы. Бабанский стал встречаться и беседовать с Василием. Постепенно вовлек его в свой кружок. Воскобойник служил на крейсере радиотелеграфистом. Это было очень кстати. Многие военные сообщения, о которых, по мнению начальства, команда не должна была знать, становились известны революционной группе, и она использовала их в агитационных целях.

Летом 1916 года на «Алмаз» был списан ученик артиллерийской школы Евгений Вильковский. Бабанскому стало известно, что на второй день после прихода Вильковского на крейсер, его вызвал ротный командир лейтенант Скаловский и долго делал ему внушение. Познакомившись с Вильковским, Бабанский узнал, что он до войны плавал в торговом флоте на Черном море и привозил в порты нелегальную газету «Моряк», которая печаталась в Александрии. Когда началась война, Вильковский вел пораженческую пропаганду.

Федор Воскобойник

Весной 1916 года Севастополь посетил Николай II. Говорили, что царь приехал «подкачать духу» матросам и солдатам, чтобы они охотнее умирали «за веру, царя и отечество». В день приезда царя на кораблях, стоявших в Северной и Южной бухтах, выстроили матросов, одетых в форму первого срока. По кораблю «Опыт», на котором размещалась артиллерийская школа, сновали младшие чины. Они требовали:

— Кричите сильней «ура», сильней кричите!

Матрос, стоявший рядом с Вильковским, сказал ему:

— Кричи сильней, только не «ура», а «дурак»!

Тот последовал совету, но перестарался, кричал слишком громко.

Инструктор Михайлик и фельдфебель Мина донесли на Вильковского начальнику школы капитану 2 ранга Нелидову. Прямых улик против матроса раздобыть они не смогли. Однако доноса было достаточно, чтобы подвергнуть Вильковского восьми суткам строгого ареста и списать его из учеников-артиллеристов в строевые, как «неблагонадежного».

Бабанский привлек Вильковского к революционной деятельности. Он стал выполнять различные нелегальные задания.

Евгений Вильковский

Черноморский флот численно превосходил флот противника, матросы и многие офицеры показывали чудеса боевой стойкости и храбрости. Но бездарность и беспечность высшего командования приводили к тому, что нередко русский флот нес бессмысленные потери. Не обходилось и без предательства. Матросы почти открыто говорили о непонятных, порой ничем не оправданных действиях командования.