Владимир Коновалов - Схватка у Черного Моря

Раскрыв типографию боротьбистов в катакомбах, белогвардейцы продолжали искать там и типографию большевиков. Никаких ее следов они не обнаружили. Тогда за поиски типографии принялись немцы-колонисты из сформированного деникинцами караульного полка. Каратели арестовали 40 человек местного населения, учинили допросы, но ничего не добились. А «Одесский коммунист» продолжал выходить.

Контрразведывательное отделение при штабе Шиллинга сообщало в ставку Деникина:

«Нами приняты все меры к обнаружению большевистского органа. Все типографии ночью и днем проверяются государственным розыском и членами контрразведывательного пункта, от владельцев отобраны подписки. Следует предполагать, что газета печатается за пределами города, в подземных каменоломнях, отсутствие карт и схем последних затрудняет поиски».

Следователь одесского контрразведывательного пункта Устинов, принимавший участие в поисках редакции и типографии «Одесского коммуниста», уже после краха деникинской диктатуры писал в своих записках: «Неуловимая для контрразведки подпольная газета предсказывала близкий конец деникинской авантюры».

Чем объяснить «неуловимость» газеты одесских коммунистов-подпольщиков? Почему несмотря на массовые аресты, провокации, на усиленные поиски «Одесский коммунист» бесперебойно выходил до самого изгнания белогвардейцев из Одессы?

Сила подпольной газеты состояла в том, что рабочие Одессы, вступившие по призыву Коммунистической партии в борьбу против белогвардейщины, верили в окончательную победу дела революции и стойко охраняли свою газету. «Одесский коммунист» являлся как бы символом победы над деникинщиной. Одесса была наводнена контрразведчиками и провокаторами, но они наталкивались на неукротимый дух сопротивления рабочего класса и оказывались бессильными перед ним. Поддержка газеты рабочими, в том числе и рабочими-полиграфистами, являлась для деникинцев тем непроходимым барьером, который они так и не преодолели.

Вторая причина — умелая конспирация. Редколлегия газеты, как и губком партии, находилась в более глубоком подполье, чем другие организации одесских коммунистов. Работники районных комитетов партии, политического Красного креста и областного военно-революционного повстанческого штаба по роду своей деятельности не могли быть так глубоко законспирированы, как редколлегия газеты. Провокаторам удавалось проникнуть в отдельные организации, но губком и редакция для них были недосягаемы.

Редактором «Одесского коммуниста» являлся Александр Мартыновский, работавший в подполье под именем Тараса Кострова. (Эта партийная кличка впоследствии стала его официальным именем). Происходя из семьи революционеров-профессионалов (он и родился в ссылке), Александр 16-ти лет вступил в революционное движение. Вместе со своим товарищем по подполью, молодым рабочим судоремонтного завода РОПИТ Василием Филюшкиным ( в подполье — «Васютин», эта кличка также стала его официальной фамилией), Костров был организатором подпольных комсомольских ячеек на заводах, участвовал в проведении комсомольских конференций. Но главной своей обязанностью он считал работу в «Одесском коммунисте».

Через газету Костров вел беспощадную борьбу с меньшевиками, которые, по его словам, «готовы были лизать носки кровавого диктатора Деникина за одну только милую улыбку его превосходительства».

А. С. Мартыновский (Тарас Костров)

Первое время Костров жил легально на квартире своих родителей, они к этому времени уже не принимали активного участия в революционной борьбе. И никто не подозревал, что молодой человек с энергичным и умным лицом и является редактором неуловимого «Одесского коммуниста».

Были и тревожные моменты, но оканчивались они благополучно. Вот что рассказывала мать Тараса Кострова Цецилия Мартыновская:

— Однажды всей семьей пили чай. Неожиданно в квартиру вошли пристав, его помощник и солдат. От неожиданности все словно окаменели, думали, все кончено, пришли за сыном, Костровым. Только он ничем не выдал своего волнения, продолжал пить чай. К счастью, все обошлось. Пришедшие явились для выяснения моего пребывания в ссылке, из которой я только что вернулась.

Оставаться дальше на квартире родителей было рискованно, и Костров поселился у одного рабочего на Пересыпи. Его адрес знал только один Вася Филюшкин. Он изредка заходил на квартиру Мартыновских и сообщал: «Сын просил передать, что жив».

В работе редакционной коллегии «Одесского коммуниста» активное участие принимала и Елена Соколовская.

— Она была самым аккуратным членом редакционной коллегии,—вспоминала А. М. Панкратова.— С газетой ее связывала давняя любовь к ней. Елена была, если не редактором, то неизменной сотрудницей «Коммуниста» с первых его номеров. В редакцию тянулись все нити нашей организации, и товарищ Елена, как ближе всех стоявшая раньше к партийной работе, помогала нам ориентироваться в ней сейчас и особенно в привлечении к работе тех или иных искавших с нами связей товарищей.

Большой опыт подпольной работы, знание работников и умение находить их, редкая находчивость и личная смелость — эти качества Елены Соколовской очень нужны были в подполье.

Выдержанностью и спокойствием отличался и член редколлегии «Одесского коммуниста» Сигизмунд Дуниковский (Лотов). Бывший редактор мелитопольской газеты и газеты политотдела 58-й дивизии, входившей в «Южную группу» войск XII армии, Дуниковский остался на подпольной работе. В подполье все его называли Зигмундом, хотя он имел и другие партийные клички.

Зигмунд почти все свое время отдавал организаторской работе по набору и печатанию газеты. В нелегальной редакции самое трудное и сложное дело — обеспечить набор и печатание газеты и других материалов. В типографиях города часто можно было встретить молодого человека в кургузом пальто, в студенческой фуражке, сдвинутой прямо на пенсне. Он договаривался о печатании листовок, паспортных бланков, свидетельств об освобождении от мобилизации. А придя в редакцию, писал передовицы и публицистические статьи, брался за выполнение разных поручений партийного комитета. Казалось, не было такого задания, которое он не смог бы выполнить. По этому поводу он с добродушной шуткой говорил: «Если партия прикажет, сделаюсь повивальной бабкой!»

Когда тому или иному подпольщику грозила опасность провала и ему уже нельзя было показываться на заводах и фабриках, появляться в общественных местах, его направляли в редакцию.