Юрий Ленчевский - Артур Артузов – отец советской контрразведки

Что касается генерал-лейтенанта Петра Федоровича Федотова, то в его судьбе уже после войны возник неприятный зигзаг. Карьера руководителя 2-го Главного управления КГБ — контрразведка закончилась в 1956 году. В апреле он был снят с должности, в мае получил назначение на пост заместителя начальника и главного редактора Редакционно-издательского отдела Высшей школы КГБ при СМ СССР. Какое-то время Федотова прикрывал председатель КГБ Серов, дружественно к нему относившийся. После его перевода в ГРУ Федотов 27 февраля 2957 года был освобожден от должности, 22 марта уволен в запас Советской Армии по статье 59 «Д» (служебное несоответствие).

Уже 23 мая того же года «за грубые нарушения законности в период массовых репрессий» постановлением Совета Министров Федотов был лишен генеральского звания. 6 января 1960 года решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС исключен из партии. Ему вспомнили участие в репрессиях 30-50-х, в том числе поездку в Армению в 1937 году, когда Федотов и другие чекисты по формулировке Комитета партийного контроля при ЦК КПСС «активно участвовали в фальсификации обвинений на многих партийных и советских работников Армении, применяя к арестованным меры физического и морального воздействия». И еще Виктор Терентьевич Аленцев остался на плаву. Тут как кому повезет. О своем участии в следствии по делу Артузова он как бы забыл. Однако такое не забывается! Когда ему напомнили про это, то вспомнил о своей «незначительной» роли в этом деле.

Аленцев на судьбу не жаловался, преуспевал по службе. Полковник Аленцев стал заместителем начальника Московского Управления КГБ. В книге «Фронт без линии фронта» (М., Московский рабочий, 1970) есть глава «Курская земля в огне. Ее автор В. Аленцев. Ему было что вспомнить!

На обложке надпись:

58-я статья Уголовного кодекса РСФСР 1926 года с последующими изменениями входила в его Особенную часть, главу 1 — «Преступления государственные», в 1-ю подглаву «Контрреволюционные преступления».

58-(б) — «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам влечет за собою» в случае особо тяжких последствий высшую меру наказания — расстрел.

58-(8) — «Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении таких актов…».

Также расстрел.

Наконец, 58 (11) — «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершению одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой».

Что касается Артузова, то его ждал букет из трех пунктов «пятьдесят восьмой», каждый из которых был расстрельным, не оставлял ему никакой надежды. Он был обречен изначально.

Делу Артузова с самого начала было уделено особое внимание. Это явствует уже из того, что следствие вел не рядовой сотрудник, а начальник Секретариата НКВД упомянутый Яков Абрамович Дейч. Он прекрасно знал о заслугах своего подследственного, не мог не понимать, что обвинения Артузова в измене и шпионаже — сущий бред. Видимо, для того, чтобы преодолеть неловкость, он на первом же допросе обрушился на арестованного с отборной матерной руганью. Для высококультурного, хорошо воспитанного, интеллигентного Артура Христиановича, в жизни не употребившего ни одного бранного слова, уже одно такое обращение было сильнейшим ударом по психике, тяжелейшей душевной травмой, возможно даже более тяжелой, нежели «меры физического воздействия».

В некоторых допросах Артузова принимал участие человек на Лубянке новый, заместитель Дейча Исаак Ильич Шапиро. Ранее он в НКВД никогда не служил, был «всего лишь» помощником секретаря ЦК ВКП(б)… Николая Ивановича Ежова! Став наркомом, Ежов в числе своих людей привел на Лубянку и Шапиро, назначил его заместителем секретаря НКВД и присвоил звание майора госбезопасности, а вскоре и старшего майора. (Это стало в органах НКВД — МГБ — КГБ дурной традицией: крупных партийных работников переводили в органы госбезопасности сразу на генеральские должности, даже если до этого они были, к примеру, секретарями обкомов по сельскому хозяйству.)

Выбор Дейча на роль следователя по «делу» Артузова имел под собой глубокое обоснование. Из Артузова надо было выбить не только признание в измене и шпионаже (с этим мог бы в короткий срок справиться любой костолом в чине сержанта или младшего лейтенанта госбезопасности), но и получить развернутые, якобы достоверные показания, со ссылками на имена руководителей зарубежных разведок, агентов, видных «заговорщиков»-чекистов, с раскрытием их «программ» и тому подобного. Обычный следователь в средних чинах, никогда и ничего общего ранее с настоящей контрразведкой и разведкой дела не имевший, такого дела не осилил бы. Ему бы просто не хватило для этого знаний и информации.

Между тем начальник секретариата НКВД и его заместитель (к тому же креатура самого наркома) могли затребовать и в 3-м отделе ГУГБ (бывшем КРО), и в 7-м (бывшем ИНО), и в Разведупре РККА любые документы, содержащие информацию, необходимую для фабрикации правдоподобных признаний Артузова.

В следственном деле Артузова имеются всего два протокола его допросов, подписанные проводившими их Дейчем и Аленцевым. (Из тюремного журнала установлено, что «беспамятный» Аленцев трижды допрашивал Артузова уже после того, как было составлено и утверждено обвинительное заключение по его делу. Вопрос: с какой целью? У автора в качестве версии есть единственный ответ: видимо, Аленцев готовил подследственного к заседанию Военной коллегии Верховного суда СССР, уговаривал не отказываться от данных на следствии показаний. Скорее всего, такого согласия не добился, потому никакого суда и не было.)

Допросов Артузова было много. Дело в том, что первыми словами, которыми Дейч начал якобы первый запротоколированный допрос, были следующие: «Вы на протяжении ряда допросов упорно скрываете свою вину и отказываетесь давать следствию показания о своей антисоветской и шпионской деятельности…».

Выходит, имели место предыдущие допросы, на которых в течение двух недель (это немалый срок для сопротивления моральному, психическому и физическому воздействию) Артузов категорически отказывался признать себя виновным в предъявленных ему обвинениях! Потому и составлен был протокол впервые лишь 27 мая, что Артузов в этот день наконец дал признательные показания, точнее подписал их. Как вопросы Дейча, так и ответы Артузова отпечатаны на машинке. Это означает, что протокол был составлен, обработан, перепечатан на машинке и подписан всеми участниками допроса позднее. К тому же слишком гладко в нем сформулированы так называемые показания, они носят откровенные следы большой подготовительной работы, понятное дело — следователя и его помощников, а не подследственного.