Петр Балаев - Л.П. Берия и ЦК. Два заговора и «рыцарь» Сталина

Еще в кабинете Лаврентия Павловича нашли завалы кружевных трусиков, бюстгалтеров и чулок. Кроме бериефилов есть, разумеется, их антиподы – напуганные в детстве страшилками про Берию, поехавшие крышей, но в другую сторону, такие, как покойный писатель В. Аксенов, который в «Московской саге» придумал, что эти предметы женского туалета – трофеи сексуального маньяка. Будто бы Берия у своих любовниц воровал трусы и потом их нюхал. У кого что чешется, как говорится…

Ничего странного и патологического в этой коллекции женского белья, само собой, нет. Подарки барышням. Дефицит того времени. Хоть ты и целый вице-премьер, но девушки любят подарки…

Все банально. И от того все вдвойне мерзко.

Но если поставить рядом глупенькую журналистку и заслуженного йуриста России, то получается уже совсем не банально:

«Впрочем, в «деле Берия» существует еще и акт о расстреле. Приведем для полноты мифологии и его.

Написано от руки:

« 1953 года декабря 23 дня.

Сего числа, в 19 часов 50 минут, на основании предписания председателя специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за № 003, мною, комендантом специального судебного присутствия генерал-полковником Батицким П.Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР действительного Государственного советника юстиции Руденко Р.А. и генерала армии Москаленко К.С. приведен в исполнение приговор специального судебного присутствия по отношению к осужденному к высшей мере уголовного наказания – расстрелу Берия Лаврентия Павловича».

Все. По закону положена еще подпись врача, констатировавшего смерть, но ее нет. Сухомлинов объясняет это тем, что военные, видимо, «даже и не знали, что по инструкции МВД нужно в таких случаях врача вызывать». А Генеральный прокурор что – тоже не знал? Это очень интересно, более чем интересно: прокурор знает все правила проведения следствия, суда, исполнения приговора, поскольку по должности обязан за всем надзирать – и практически каждый пункт нарочито, цинично нарушает. Почему?

А вот расстрел уже не виртуальный, а реальный. 23 декабря 1953 года шестерых приговоренных вместе с Берией чекистов вывели из камер Бутырской тюрьмы, доставили в тюремный подвал и расстреляли. Об этом существует акт, составленный по всей форме. Цитирую:

«Декабрь 1953 года. Зам. министра внутренних дел СССР т. Лунев, зам. Главного военного прокурора т. Китаев в присутствии генерал-полковника т. Гетмана, генерал-лейтенанта т. Баксова и генерал-майора т. Сопильняка привели в исполнение приговор специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года над осужденными (дальше список).

В 21 час 20 минут вышеуказанные осужденные расстреляны».

На акте есть подписи присутствующих и подпись врача, который констатировал смерть» ( Прудникова Е.А. Берия – последний рыцарь Сталина).

Вообще даже для первокурсника юрфака здесь нечего комментировать, кроме того, что один чудак, называвшийся прокурором, сочинил такое, что позорит Главную военную прокуратуру, в которой он работал. Хотя после «Катынского дела» там уже нечего позорить. Там и так самое днище. Ну а Прудникова, как маленькая девочка, всякую каку себе в рот тащит.

Во-первых, по какому закону положена подпись врача – неизвестно. Во-вторых, при чем здесь инструкции МВД, если ни одного милиционера при расстреле не было? В-третьих, за кем по должности должно было надзирать высшее должностное лицо высшего надзорного органа Р.А. Руденко, если казнь происходила в его присутствии? На кой черт нужна была лично Руденко для подписи акта расстрела Берии подпись врача, если при самом Руденко приговоренному выстрелили в лоб и мозги из черепа полетели в стену? Я знаю, конечно, случаи, когда и на труп с отрезанной головой растерявшиеся граждане вызывали скорую помощь. Только Р.А. Руденко вряд ли побледнел лицом от испуга, когда увидел простреленную голову приговоренного и стал кричать: «Врача! Врача позовите! Пусть посмотрит – Берия еще живой или уже все!»

А вот при расстреле во втором случае Руденко не присутствовал. Там был прокурор Китаев. И прокурору Китаеву нужно было отчитаться перед высшей надзорной инстанцией, перед Руденко, о том, что приговоренные действительно расстреляны и мертвы. Поэтому и была подпись врача. Руденко же лично не видел, что расстрелянные мертвы. И председателю суда, который направил приговор для исполнения, подпись врача, если приговор приводился в присутствии генпрокурора, высшей надзорной инстанции, тоже не нужна была. Достаточно подписи самого генпрокурора в акте, который своими глазами видел, что приговоренный мертв. Нет, если вы, конечно, думаете, что факт смерти может только врач установить, то ладно. Найдете в лесу скелет, обглоданный медведем, – вызывайте скорую. Мало ли, вдруг реаниматологи оживят.

Ну и завершим, для объективности, эту тему воспоминаниями Сирожи Гегечкори:

«Я поверил Швернику, который, будучи членом суда, не видел на судебном процессе моего отца. Не было его там! Сидел на скамье подсудимых слегка похожий на отца какой-то человек и за все время разбирательства не произнес ни слова.

«Это не был твой отец!» – сказал мне Шверник».

Рядом поставлю еще одну, уже известную вам цитату из мемуаров Сирожи, где он рассказывал, как Сталин лично с 18-летним Сирожей советовался по поводу трактовки прослушиваемых разговоров Рузвельта во время Тегеранской конференции: «Вспоминаю, как он читал русский текст и то и дело спрашивал:

– Убежденно сказал или сомневается? Как думаешь? А здесь? Как чувствуешь? Пойдет на уступки? А на этом будет настаивать?»

Сами делайте выводы. Хотя если в наш безумный век получившие лучшее в мире образование граждане стоят в многочасовых очередях, чтобы причаститься у чудотворных мощей, то о чем еще можно говорить?! Верьте, блаженные.

Кстати, судьба сыночка Лаврентия Павловича – та еще тайна мадридского двора. Это я серьезно. Мне долго многое в его судьбе было непонятным, пока сам не начал с отцом разбираться. Только безусловная приятельская связь самого Л.П. Берии и Н.С. Хрущева, роль, которую Берия играл в планах ЦК, могут внести ясность в то, что произошло с Серго Гегечкори по матери.

29 июня 1953 года, на третий день после ареста мужа, Нино Теймуразовна Гегечкори отправила кучу плаксивых писем кому только могла: Маленкову, Ворошилову, Молотову, Хрущеву, Булганину.

Во всех письмах рефреном: «Прошу всех вас только об одном. Пощадите моего сына. Он мой сын, я одна вложила в него всю мою жизнь. Он образованный и знающий специалист в новой области техники – радиолокации. Он принципиальный и честный человек; он предан Родине, партии и правительству. Отца он любит и уважает, поскольку он заслуживает это. Если же партия ему скажет, что его отец не заслуживает уважения молодого коммуниста, он как дисциплинированный член партии и притом совсем молодой, у которого жизнь целиком впереди, поймет и примирится. Помогите ему выйти с честью из этого несчастья, и он возместит эту заботу нашему государству своим делом и своими знаниями. В него вложено и сейчас много забот и средств Советского государства (он доктор физико-математических наук, прекрасно владеет иностранными языками, лауреат Сталинской премии). Дайте ему возможность посвятить свою жизнь процветанию этого государства, не лишайте его возможности продолжить начатое им дело, в которое он кладет целиком самого себя. Он в настоящее время страдает язвой желудка, и, конечно, его семья целиком, по своему несовершеннолетию и неприспособленности к жизни, не сможет ему создать минимально необходимые условия, чтоб не обострилась болезнь. Тем более что они ушли из дома без единой копейки, т. к. все его трудовые сбережения опечатали. Имея жену, и детей, и внучат, легко себе представить, в каком я состоянии. Если еще несколько дней я останусь в этом неведении, я сойду с ума! Позовите же меня, спросите и скажите что-нибудь, дайте мне возможность повидать мужа, моего сына и внучат моих. Я должна убедиться, что все они живы, или прикажите убить меня, чтоб я так беспрерывно и жестоко не страдала!»