Юрий Власов - Женевский счет

Ставка была обязана задержать армии на Урале, дать им устроиться и отдохнуть, обеспечить снабжение и тогда идти к Волге; вместо этого все понеслись вперед так, как будто бы красных не было…»

21 мая Будберг сделает запись о себе:

«Ставка сообщила, что я назначаюсь помощником начальника штаба Верховного главнокомандующего и управляющим военного министерства…»

Из отчета о деятельности ЦК РКП(б) от VIII съезда до 15 мая (1919 г. — Ю. В.):

«…Успехи Колчака естественно вызвали оживление деятельности контрреволюционных элементов внутри Советской России. Белогвардейцы, левые с-р., правые с-р. подняли бешеную устную и письменную агитацию против Советской власти, стараясь использовать голод и усталость городских рабочих масс, недовольство более зажиточных кругов крестьянства нашей продовольственной политикой и нежелание их воевать. Раздались призывы к забастовкам, особенно железнодорожным, к выступлениям, начали кое-где разбирать железнодорожные пути, чтобы помешать подвозу продовольствия в рабочие центры и передвижению воинских частей. Разыгрались восстания в Симбирской губернии, Брянске, Гомеле… Поэтому ЦК наметил следующую линию по отношению к с-р. и меньшевикам. «В тюрьму всех тех, кто поможет Колчаку сознательно или бессознательно. В своей республике трудящихся мы не потерпим людей, не помогающих нам делом в борьбе с Колчаком… арестовать всех видных меньшевиков и правых эсеров, о которых не было персонально известно, что они готовы активно помогать нам в борьбе с Колчаком…»

…Дальнейшее продвижение Колчака, продолжавшееся быстрое отступление наших восточных армий и естественно сопровождавшее отступление разложение их заставили нас перейти к более решительным мерам. 10-го апреля декретом была объявлена общая мобилизация пяти возрастов по девяти нейтральным фабрично-заводским губерниям… По инициативе ЦК повсеместно была проведена мобилизация известного процента членов партии (не менее 10 %, в большинстве 20 %, в прифронтовых 50 %, в непосредственно угрожаемых — поголовная)…

…Отправка большого количества и ответственных работников, и рядовых членов партии на фронт, естественно, ослабляет способность тыла сопротивляться попыткам контрреволюционных выступлений. Поэтому ЦК сразу поле съезда приступил к организации «отрядов особого назначения». Ответственным организатором этих отрядов при ЦК назначен товарищ В. М. Смирнов…» [166]

О такой качественно новой, неизвестной дотоле работе и ее размахе в старой России и понятия не имели. Не имел и адмирал Колчак. Белые лишь формировали армию… и воевали.

22 мая 1919 г. Ленин телеграфирует Фрунзе:

«На мою телеграмму от 12 мая об Оренбурге до сих пор от Вас ответа нет. Что значит Ваше молчание? Между тем из Оренбурга по-прежнему идут жалобы и просьбы о помощи. Прошу впредь более аккуратно отвечать на мои телеграммы. Жду ответа. Ленин»

А что сообщать? Только ли Оренбург молит о помощи? Да по всему фронту кровавая сеча, и делать какие-либо выводы опрометчиво. И сил нет на ответы, даже если запрос от Ленина. Ни сна, ни покоя, и кусок хлеба в горле стрянет… И доклады, и штабные карты, линия фронта, потери, бои… и кровь, кровь…

Именно Фрунзе будет намечен в первые жертвы Сталина среди руководства родной партии. В те годы бытовало мнение, что не язва желудка доконала Фрунзе, а операция, навязанная врачами, которые находились под контролем Сталина.

Тогда же Борис Пильняк (Вогау) и написал свою «Повесть непогашенной луны» — историю об удушении знаменитого командарма хлороформом. Не было тогда для Сталина реальнее соперника, нежели Фрунзе. С Троцким расклад ясен: для партии он за прокаженного. Ясен и вопрос с Каменевым и Зиновьевым…

Оперировал нового наркомвоена Владимир Николаевич Розанов — тот самый, что оперировал Ленина. Владимир Николаевич пообещал Фрунзе, что тот не почувствует боли, — и наддал хлороформа (обезболивателя). Фрунзе и взаправду боли не почувствовал, так как остановилось сердце.

Вот такие «пироги»…

За дело — изменение лика и души народа — вождь примется с Сергея Мироновича Кирова. Чисто будет разыгран спектакль, но ранние пробы себя на эту роль начались, без сомнения, еще при Ленине, так сказать, в частных, но ответственных случаях.

Словом, журнал «Новый мир» напечатал повесть в 1926 г. Пильняк предпослал ей оговорку: пусть читатель не ошибается, мой герой не имеет ничего общего с Фрунзе. И все же номер журнала оказался конфискованным, так сказать, вычищен подчистую, хотя редактором являлся сам комиссар народного просвещения товарищ Луначарский, тоже, кстати, не чуждый сочинительству и вообще поучениям в художественно-пафосной форме.

Приложил ли руку к смерти Фрунзе Сталин или нет — этот вопрос уже не прояснить. Впрочем, уже конфискация номера доказывает верность самого анализа, предпринятого автором. Не ошибся он с направлением мысли.

Примечательно и другое: уже в младенческие лета советской власти такие деяния вполне допускались современниками и даже самыми что ни на есть просвещенными, то есть не склонными к сплетням и слухам. Стало быть, и власть успела проявить себя, и сам Иосиф Виссарионович. Впрочем, Царицын уже святился Сталинградом. А города переименовываются в первом Отечестве социализма, как правило, только в честь заслуженных «женевцев». На таких крови народной, слез — что шерсти на собаке…

Надо отдать должное мастерству Пильняка — личность Сталина в повести очерчена мощно и достоверно, а главное, пророчески намечены дали для развития ее, масштабы будущих преступлений.

В рассказе «Штосс» Борис Пильняк говорил:

«Мне жаль Лермонтова; он дурно кончит. Он не для России рожден. Его предок вышел из свободной Англии».

И там же:

«Я пью за жизнь!.. Кругом стыли лишь мертвецы. Живы были только мы».

«Женевская» уродина загребла Пильняка в 1937 г. Надо полагать, следователи [167]припоминали «Повесть непогашенной луны». На величайшего вождя, защитника обездоленных всего мира да хулу! В стонах и корчах молил этот очкастый о смерти, а они не давали. Ибо «женевская» тварь пускает кровь лишь во имя трепетно-возвышенных идеалов, а это уже разница: просто так пускать (это чистый бандитизм) или по трепетно-идейным соображениям (это — служение народу, революции). И пытали, били, требовали саморазоблачений и покаяния…

В Японии был! В Китае околачивался! Книги за границей в белогвардейских издательствах печатал! С Троцким в приятелях хаживал! Японский шпион — вот и весь сказ!

И пулю в затылок, и в ров с десятками таких же, опасных для солнечного завтра. Так и вытесывали из глыбы народа единомыслящих — пулями, пытками, оглуплением…

Кругом стыли лишь мертвецы.