Леонид Наумов - Сталин и НКВД

Формулируется эта мысль прокурором Вышинским не сразу. Ядром заговора были «правые». Бухарин довольно подробно рассуждает на эту тему, и его слова обладают логической, а иногда и психологической убедительностью (приведу всю цитату): «Правые контрреволюционеры были, как будто, на первое время «уклоном», как будто, на первый взгляд, такие, которые начинали с недовольства в связи с коллективизацией, с недовольства в связи с индустриализацией, что, якобы, индустриализация губит производство. Это было, на первый взгляд, основное. Затем вышла рютинская платформа. Когда… все средства, все лучшие силы были брошены на индустриализацию страны, на коллективизацию, мы очутились буквально в 24 часа на другой стороне, мы очутились с кулаками, с контрреволюционерами, мы тогда очутились с капиталистическими остатками…. Отсюда и вытекает основной смысл, оценка, с точки зрения субъективной, ясна. Тут получился у нас очень интересный процесс переоценки индивидуального хозяйства, переползание в его идеализацию, в идеализацию собственника… В программе — зажиточное крестьянское хозяйство индивидуала, а кулачок, по сути дела, превращается в самоцель… В 1917 году никому бы из членов партии, в том числе и мне, не пришло бы в голову жалеть каких-нибудь убиенных белогвардейцев, а в период ликвидации кулачества, в 1929–1930 году, мы жалели раскулаченных из так называемых гуманитарных соображений. Кому бы из нас пришло в голову вменять разруху в области нашей экономики в 1919 году, вменять эту разруху большевикам, а не саботажу? Никому. Это просто звучало бы совершенно открыто как измена. А ведь уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть вменял издержки классовой борьбы не классу, враждебному по отношению к пролетариату, а именно руководству самого пролетариата. Это же поворот уже на 180 градусов. Это значит, здесь идейно-политические установки переросли в установки контрреволюционные. Кулацкое хозяйство и его интересы стали фактически программным пунктом. Логика борьбы привела к логике идей и к перемене нашей психологии, к контрреволюционизированию наших целей».

Справедливости ради следует заметить, что Бухарин, конечно, преувеличивает (уж не буду рассуждать, приукрашивает или наоборот клевещет на себя). Он не был реально контрреволюционером, он просто «додумывает» то развитие позиции правых, которое могло произойти и которое от него ждал Сталин. Но сама логика рассуждений интересна. Бухарин правильно говорит, что либо гуманность, либо революционная целесообразность — их трудно совместить. Приняв позицию гуманности, правые неизбежно должны были прийти к отрицанию революционного насилия (в том числе и по отношению к крестьянству). А это значит перейти к защите частной собственности — контрреволюции.

«Бухарин:«Как раз к этому самому моменту получилась такая ситуация, что Троцкий свой левацкий мундирдолжен был сбросить.Когда дело дошло до точных формулировок того, что же нужно, в конце концов, делать, то сразу обнаружилась его правая платформа,то есть он должен был говорить относительно деколлективизациии так далее.

Вышинский:То есть вы идейно вооружили и троцкизм?

Бухарин:Совершенно верно. Тут такое было соотношение сил, что Троцкий давил в смысле обострения методов борьбы, а мы до известной степени его вооружали идеологически».

Это и было сущностью идеологической конструкции «право-троцкистский центр». Правая идеология и троцкизм («терроризм» и «заговор») как методы борьбы (правые ведь — только «уклон»). В результате, «московские правые заговорщики» стали позиционироваться на суде как пособники немецких фашистов и фактически — фашисты.

«Бухарин:Внутри страны наша фактическая программа — сползание не только на рельсы буржуазно-демократической свободы, но в политическом смысле — на рельсы, где есть, несомненно, элементы цезаризма(выделено мной… — В. Н.).

Вышинский: Говорите просто — фашизма(выделено мной… —В. Н.).

Бухарин:Если в кругах «право-троцкистсикого блока» была идейная ориентация на кулачество и, в то же самое время, ориентация на дворцовый и государственный переворот, на военный заговор, на преторианскую гвардию контрреволюционеров, то это есть не что иное, как элементы фашизма.

Вышинский:Короче говоря, вы скатились к прямому оголтелому фашизму.

Бухарин:Да, это правильно, хотя мы и не ставили всех точек над «и».

Конечно, социологически и политически Бухарин определял объявленную программу как «цезаризм» (бонапартизм) точнее, но сталинской группе надо было сделать врага страшнее (или он казался страшнее?).

Кроме того «правых» в Москве поддерживали «сепаратисты» в союзных республиках, которые все оказались «национал-фашистами»(Шарнгович, Икрамов, Ходжаев).

Попытка трезво оценить внешнеполитическую ситуацию также интерпретировалась, как «сползание к фашизму». «Ходжаев:Мы имели с Бухариным довольно продолжительную беседу вокруг этих вопросов. Бухарин тогда только вернулся из поездки по европейским странам. Он говорил о стабилизации капитализма, о том, что в этом деле сыграл огромную роль фашизм, особенно немецкий фашизм.

Вышинский:Хвалил фашизм?

Ходжаев: Японимаю это как восхваление фашизма.Он говорил, что фашистская Германия сейчас всеми силами работает над тем, чтобы сделать Германию гегемоном Европы, что методом для этого является фашизация всей Европы…»

Скорее всего, Бухарин просто анализировал международную ситуацию, складывающуюся для СССР летом 1936 неблагоприятно, но теперь его интерпретировали иначе.

Итак, миру социализма противостоит «фашизм», и если не принять мер, то вредители и шпионы сделают так, что в Советском Союзе победят фашисты. По сути, чекисты снова получили возможность принять активное участие во внутрипартийной борьбе. Однако, в отличие от того, что было в 1918–1928 гг. после телеграммы Сталина они превратились в главный инструмент этой борьбы.

Сложившаяся ситуация создала благоприятные возможности для превращения руководителей НКВД в самостоятельную политическую силу. Тем более, что, как будет показано ниже, «левый поворот» вполне отвечал настроениям части «Почетных чекистов».

После пленума руководство НКВД сразу приступило к реализации нового курса. Прежде чем перейти собственно к описанию событий, надо сделать несколько методологических уточнений. В исследовании «Сталин и НКВД» я предложил проводить различие между репрессиями против широких слоев населения и против номенклатуры (расстрелы членов ЦК, которым уделяется так много внимания в исследованиях историков, — лишь вершина айсберга). Назовем (лишь условно) первый процесс «Большим террором», а второй — «Большой чисткой». Вероятно, оба процесса тесно связаны между собой, но есть и важные различия.