Борис Олейник - «…И я увидел другого зверя», или два года в Кремле

Извините, но эти кульбиты слишком уж смахивают на следующую гипотетическую мизансцену. Артель медвежатников удачно «взяла кассу». По-братски разделила экспроприированное. Но один из братчиков, предварительно переведя свою долю в швейцарский банк, вдруг затужил и воспылал чувством покаяния. И — к прокурору: мол, эти сукины сыны, (называет их поименно) мало того, что «взяли кассу», так еще и меня, наивного, повязали! Берите их, пока не смылись за кордон. Судите их, подлецов, по всей строгости правового государства! Фу-ты, аж полегчало: снял камень с души. Ну, так я пошел. До свидания…

— Одну минуточку, — почему-то заволновался прокурор, — если можно, скажите хотя бы, а где же ваша… доля?

— ?!

— Я так и предполагал: забыли… так вы вот здесь распишитесь о невыезде. Подумайте, может, и вспомните. А на суде все и доложите…

Что ж, (обращаюсь к Ельцину как главному воителю «коммунистического идола» и адепту суда над партией), что ж, Борис Николаевич, я согласен с вами: надо судить. Судить тех, из 0,3 %. Правда, в отличие от Вас, призывающего под криминал всю партию, я даже из этих — не всех бы сплошняком… Скажем, Алексея Николаевича Косыгина, Николая Ивановича Рыжкова, Егора Кузьмича Лигачева, маршала Ахромеева,да и еще наберется порядочных людей — я бы их все-таки отделил от козлищ, хотя и они не все агнцы, как, впрочем, и мы с вами. То есть, я за то, чтобы карать за доказанные судом прегрешения.Тем более, что объективнымисвидетелями обвинения будут те свыше 90 % коммунистов — живых и мертвых, — которые в той страшной войне сражались и гибли за нашу и Вашу (и лично за Вашу, кстати) свободу, а оставшиеся в живых отстраивали, строили и, между прочим, первыми затевали «перестройку». Правда, многие едва ли дойдут до храма правосудия, ковыляя на костылях и протезах, вдобавок морально искалеченные перевертышами и доведенные до того, что ныне в поисках пропитания приглядываются… к ящикам с отбросами.

…Ну что ж, можно и начинать. Подиум для вершителей приговора приготовлен. Уготовлены и жесткие скамейки для подсудимых.

Ну-с, а судьи кто — интересно? Ах да, они уже шествуют! Но почему-то все… в черном. Наверное, так убедительнее, да и ближе праведникам Игнатия Лойолы.

Приближаются. Поворачивают к подиуму. Постой-постой! А вы куда, господин, бывший мой «товарищ по партии» Яковлев?! Э, нет, Александр Николаевич, сюда, причем, на первую скамеечку. Как-никак, член Политбюро ЦК КПСС, главный идеолог партии, учивший нас «жить по Ленину»… Да полноте! То, что вы вышли из рядов, — это, простите, напоминает эпизод со «взятием кассы». Так, что присаживайтесь…

Ба-атеньки-и-и… Борис Николаевич?! Да не кутайтесь вы в мантию — она ж вам до колен. Рост выдает. Просим пожаловать на свое в истории — на скамеечку. Можно и во второй ряд, поскольку всего лишь — кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС… Однако, учитывая особые заслуги… Ведь именно вы отгрохали самый высокий во всей солнечной системе обком партии, походя развалив строение, где убили царя и всю его родню вплоть до малолеток. Наверное-таки, в первый ряд.

Потом пойдут по второму разряду — бывший шеф МВД, а впоследствии и КГБ, «подаривший» некоторые секреты возглавляемых им ведомств деликатной службе одной из загранстран — Виктор Бакатин; преподаватель марксизма-ленинизма, ныне госсекретарь Геннадий Бурбулис; автор Указа о запрещении партии Сергей Шахрай, бывший член КПСС, ныне мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак и прочие и прочие, которым несть числа.

Ба, Гавриил Харитонович! Хотелось бы приостановить его на минутку. (Недавно уважаемый г-н Попов по телевидению, на весь земной шар, со своей неизменно обворожительной улыбкой объявил: он уходит с поста мэра Москвы с осознанием того, что за два года честно потрудился над «развалом соцсистемы»).

Должен огорчить Гавриила Харитоновича: напрасно он растранжиривал свою энергию. Ибо, во-первых, валил то, чего… не было. Пожалуй, даже Дон-Кихот, воюя с ветряными мельницами, был поближе к реальности, чем г-н Попов, сражаясь не с реальной, а с так называемой «соцсистемой», которую сам же и строил.

Во-вторых, не валил, а осторожно разбирал, аккуратно и бережно укладывая каждый кирпич в целлофановые мешочки, поскольку все они пошли на… строительство личного благополучия. Интересно бы посмотреть новую кладку! Уверяю вас: она произведена так, чтобы ее можно было легко разобрать соответственно конъюнктуре, дабы использовать стройматериал для возведения новой «системы».

Отдельную скамейку займут гэкачеписты. Черт его знает, с чего бы это, — но почему-то хочется спеть: «Гэкачеписты, Сталин дал приказ! Гэкачеписты, зовет Отчизна вас!» Может, потому что среди этих самых «путчистов» — маршал Язов и генерал Варенников, которые… «день Победы приближали, как могли»?! А Варенников — так тот вообще участник Парада Победы? А может, потому, что первая строчка в подсознании звучит, так «Гэкачеписты, МС дал приказ?»

Но это к делу не относится. Да и дела им не всем легко пришить. (Правда, «наш прокурор» не только «пришьет дело», но и пришьет на месте, если ему прикажут).

А дальше пойдет «массовый заплыв на Янцзы». Там уже стоячие места. Поелику лес почти весь продан за границу, и досок не то что на скамеечку — на гробы не хватает!

Среди всей этой мелкоты и я, грешный, стою. Судить — так судить! Я же как-никак — «воспевал» и Ленина, и Жукова, и «чувство семьи единой», и «неньку Украину», и «мать-Москву» и « рідний Київ». Не скучно: тут нас собралось — известных и менее известный хороших и разных: плохих и одинаковых — целый легион. Правд не все: некоторых, пустившихся в бега и упрятавшихся в различив демократических партиях и движениях, разыскивают судоисполнители. А кое-кого уже и ведут, то есть, препровождают…

Поодаль стоят свидетели обвинения, живые и мертвые. Всматриваюсь в их лица в надвинутых на глаза касках. Выгоревшие гимнастерки. Обмотки… Кирзаки… Кто — на Курской дуге… Кто — по Корсунь-Шевченковским… Кто — под Сталинградом… Кто — под Киевом… Кто — под Москвой… Кто — в блокадном Ленинграде! Кто — на Эльбе… Кто — под Берлином… Кто — под Прагой… А мой — под Харьковом, в 43-м…

Вдруг — словно током ударило! Из той, из колоны восставших мертвых, кто-то… машет мне рукой. Мое зрение, подобно биноклю многократно усиливается, и я вижу человека, так похожего на меня, только почти вдвое моложе. Господи! — да это же… мой Отец!!!

Он хрипло кричит мне через полвека:

— Сынок! Как же ты? Как ты мог? Что же ты… натворил?! За что тебя судят, скажи?!

— Да вот, отец… Ты уж прости меня. Видно, бес попутал: воспевал.

— Что же ты… воспевал?!