Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Скважины заполнены фильтрующими материалами из песка и гравия, перемежающимися с металлическими сетками. Автоматически, в зависимости от уровня воды в скважине включаются насосы для откачки воды в сбросные коллекторы. Ливневые скважины начали сооружать 7 мая, закончили 22 мая.

На коллегии Минэнерго СССР 11 мая 1986 года Н.В. Дмитриев доложил о создании коллектива специалистов и учебного комбината по обучению рабочих специфике дезактивации территории, о том, как подготавливалась территория к строительству новых сооружений для задержки ливневых стоков, а также о технологии работ. Этот доклад имел практическое значение. Ведь бурение скважин гидроспецстроевцами, а также прокладка трубопроводов силами треста “Южтеплоэнергомонтаж” на промплощадке ЧАЭС были, по сути, первым опытом инженерной работы в условиях повышенного радиационного фона. Бесценными были также организационные и психологические аспекты этого дела. После создания новой дренажной системы бурильщикам предстояло еще усовершенствовать и просто восстановить пьезометрическую сеть скважин и т.д. Через пять лет и позднее описываемых событий гидроспецстроевцы еще заняты в Чернобыле. Например, они ремонтировали береговую насосную станцию у пруда-охладителя ЧАЭС.

— Но теперь работы вошли в спокойное русло. Нет стихийности, шапкозакидательства. Все документы подготовлены заранее, составлены нормальные производственные графики, — рассказывал мне мастер фундаментов А.А. Кабашев в машине по дороге из Вышгорода в Чернобыль весной 1990 г. — Нормальная работа, только в условиях радиоактивности. Однако по-прежнему не все благополучно с оценкой дозовых нагрузок ликвидаторов. Например, у В.П. Логунова по индивидуальному накопителю за весь послеаварийный период, оказывается, набралось всего 9 бэр. Но в 1990 г. сотрудники Днепровского управления изучили материалы о работах в своем объединении, поговорили с Логуновым о его маршрутах, радиационный фон которых хорошо известен. Выходит, его истинная дозовая нагрузка должна быть около 50 бэр.

По мнению А.А. Кабашева, и в 1990 г. не было четкого представления, где захоранивать радиоактивные грязные материалы, машины, оборудование. С другой стороны, многие КПП на выезде из зоны закрылись, а ПУСО ликвидируются: поток машин сильно сократился, якобы больше ПУСО не нужны.

Но в 1986 г. гидроспецстроевцы занимались и вывозом со стройплощадок своего бурового оборудования и материалов (кабели, бентонит, всевозможные оснастки). Очень грязное захоранивали в могильниках. А относительно мало загрязненное разрешалось вывозить в г. Чернобыль на базу, которую охраняли военные.

— Эти события глубоко врезались в память, — рассказывает В.Н. Неучев. — Помню, поздно вечером 8 мая кто-то водил меня к генерал-полковнику Пикалову, чтобы он дал своих людей — надо было отмыть радиоактивно загрязненное оборудование, необходимое для производства работ. Он назначил встречу на следующий день. Я и полковник Иванов получили 6 АРСов и БРДМ. БРДМ — бронированная машина для перевозки людей. АРС — машина типа бензовоза, заправленная водой с химреагентами для дезактивации техники и пр. Жидкость подается под давлением. Я с бурильщиком скважин Хлопаком выехали на ЧАЭС. Три АРСа там оставили, чтобы отмывать от радиоактивности нашу технику. Потом я с полковником поехал в гараж и показал, какие машины нам предстоит мыть, а пока попросил отвезти меня на промбазу нашего участка — там в конторе осталась невыданная зарплата рабочим, чековая книжка и печать.

Мы ехали мимо АЭС и ОРУ. Когда подъехали к радиозаводу “Маяк”, дозиметр на БРДМ показывал 25 рентген в час. Полковник Иванов сказал, что дальше не поедем, предварительно не узнав радиационную обстановку. Вернулись. Затем поехали мимо автотранспортного предприятия, столовой “Эврика” и других теперь печально известных мест на базу своего участка. А там — больше 1 рентгена в час. Я вошел в дверь, которую оставила открытой охранник, покидая пост, (а ведь она говорила, что дверь закрыта!) В помещении никого не было. Я взял то, за чем приехал, и запер дверь. Поздно вечером нашу технику вымыли, и мы отправились в г. Чернобыль.

Заехали на стройплощадку третьей очереди АЭС, заправили АРСы чистой водой из системы водопонижения (оттуда воду брали многие) и отправились в район с. Копачи, ближайшего к ЧАЭС. Иванов сказал, что у них есть свои АРСы, которые также следовало бы помыть. Но когда наш первый же АРС помыли несколько раз подряд, он был еще грязным. Это было плохим знаком. Мы отправились в Чернобыль к химикам, рассказали, как мыли, но не отмыли АРС. А они ответили, что само село Копачи теперь стало грязным местом, машины не при чем.

В 1986-87 г.г. Днепровское управление “Гидроспецстроя” устраивало новые наблюдательные скважины глубиной до 27 метров непосредственно в районе третьего и четвертого энергоблоков и вокруг могильников.

— Мы считали, что в это время по поверхности земли можно ходить уже в парадных туфлях, — вспоминает Ф.Г. Халиулин, — На территории ЧАЭС проведены дезактивационные мероприятия, действуют энергоблоки 1 и 2, построен саркофаг для четвертого, шли работы по очистке и пусковым операциям на третьем энергоблоке. Однако то и дело мы натыкались на пятна “грязи” на территории станции. Отдельные участки даже в июне 1987 г. были загрязнены до уровня свыше 1 рентгена в час.

Вновь пригодился опыт лета 1986 г. по работе на загрязненной территории. Но теперь станция действовала, ни в коем случае нельзя было нарушить коммуникации — иначе остановились бы первый и второй энергоблоки.

Ноябрьские наблюдения на III очереди станции, то есть на строительстве энергоблоков 5 и 6, где на отводящем канале по-прежнему исправно действовала своя система водопонижения, показали, что грунтовые воды поднялись по сравнению с первой половиной 1986 г. на 2,0-2,5 метра. Это очень беспокоило обслуживающий персонал ЧАЭС, поскольку подтопленными оказались кабельные каналы на ОРУ (открытом распределительном электрическом устройстве) и некоторые подвальные помещения на промплощадке.

Совершенно очевидна необходимость в новой системе водоподводящих дренажей — скважин в первом от поверхности водоносном горизонте. Собственно говоря, создавать эту систему начали почти одновременно с сооружением “стены в грунте”, в качестве временной меры. Предполагалось, что это позволит строить стену в спокойной обстановке, не торопясь. Однако Правительственная комиссия настаивала на срочных работах одновременно и по дренажам и по стене. Поэтому в восточной части станционной площадки скважины полностью пробурили к тому времени, когда построили 1,8 км стены в грунте.

— Затем бурили у самой станции, в районе пожарного депо. Дальше начиналась уже стена в “грунте”, здесь к бурению приступили чуть позднее, (радиационный фон — 1,6-6 рентген в час). В точке, где мы стояли, было 1,6 р/ч. И мы следили за тем, чтобы люди не отходили в сторону ни на шаг, — рассказывает Д.Н. Гура