Борис Василевский - Длинная дорога в Уэлен

После совещания я остался еще поговорить с Анатолием Васильевичем и узнал от него последние вести из заповедника. Директор, с которым я познакомился в Магадане, буквальным образом заболел от всех этих «оленьих» коллизий и просит его освободить от должности. Придется искать нового — уже третьего директора за столь небольшой срок. Кое-какая техника в навигацию пришла, но далеко не полностью. В заповеднике состоялось совещание, на котором мой знакомый Акуленков Петр Александрович показал, что он недаром здешний «мэр» и так долго живет на Чукотке. «Местное население острова, — заявил он, — не может без моржового и нерпичьего мяса. Необходимо разрешить охоту!..» Постановили: просить «Охотскрыбвод» выдать лицензию на отстрел 8 моржей и 10 нерп. А пока будут решать оленью проблему, забить 150–200 голов для нужд поселка. Так что я надеюсь, что Ульвелькот и его собаки теперь с мясом…

И вот так: разом вернувшись к знакомым островным, а точнее, заповедным проблемам и к поспешному ритму московской жизни, я загорелся тут же и немедленно писать взволнованную статью, и непременно в какую-нибудь центральную газету — о «положении дел» в заповеднике. «Как так? — недоумевал я. — Охрана природы… такое святое дело, ради которого, казалось бы, все должны соединиться… а тут какие-то ведомственные интересы, да еще чьи-нибудь личные измышления, вроде как у товарища Сазонова насчет охоты!..» И я действительно сел за статью, и… незаметно для себя стал вспоминать, заново представлять… и постепенно не заповедник, но остров овладел моим воображением.

Я вдруг представил, какие там сейчас, должно быть, снега, тишина, мерцание полярной ночи… Я вспомнил вновь эти вечные горы, пустынную тундру, обволакивающий все туман и речку Хищников, берущую начало словно прямо из тумана… И я уже знал, откуда это название, — я никогда заранее специально не читаю о том месте, куда еду, и нет у меня никаких рациональных этому объяснений: не читаю, и все… — но теперь, вернувшись, я уже знал из книги Б. В. Давыдова «В тисках льда», что лагерь канадских охотников-браконьеров, обнаруженный им между бухтами Роджерса и Сомнительной, он называл стоянкой хищников… Всех запомнил и увековечил остров: и благородных первооткрывателей, и алчущих наживы промышленников, и первых отважных поселенцев. А я, читая о нем, разглядывая карты острова разных лет и припоминая собственные впечатления, как бы вновь пустился в путешествие, и вместо статьи у меня получилась вот эта дорожная повесть…

Что же касается «проблем»… «Ну что — «проблемы»? — сказал я себе, дописывая ее. — Насчет охоты для местных уже решили… А оленей действительно раньше весны начать считать невозможно — пиши — не пиши… Непоступившая техника?.. По мне, если уж говорить откровенно: чем меньше ее будет бегать по острову, тем лучше!.. Научная работа в заповеднике?.. Самое важное, что остров стал заповедником, первым арктическим заповедником в нашей стране, уникальным в мире, и его зверье может считать себя в безопасности».

Самому мне, к сожалению, удалось пройти только краешком острова — могу сказать, что заповедник, в той мере, в какой он там существует, я видел, а остров — почти нет. Но я еще поеду туда. Попрошусь, например, к орнитологам — считать яйца на гнездовье. И уж я найду, как управиться с песцами!.. А то к териологам — писать номера на боках медведей… Говорят, что это нужно успеть сделать за те минуты, пока обездвиженный медведь снова не пришел в себя. Ну а я когда-то в юности работал маляром в вагонном депо и за два часа наловчился выкрашивать целиком большой четырехосный вагон! А что такое медведь, пусть даже белый, в сравнении с железнодорожным вагоном? По белому и красить-то легче…

Я вообще должен признать, что моя книга о Чукотке остается незаконченной, ибо насколько может быть завершенным вымысел, настолько бесконечно можно рассказывать о жизни действительной, о реальных местах, событиях, людях. Потому что и сейчас, когда я ставлю точку, продолжается и впредь будет продолжаться эта жизнь, и большинство моих героев по-прежнему работают и будут работать на Севере, и все так же будут лететь над чукотскими горами вертолеты, идти по тундре вездеходы с геологами, грохотать в билибинских распадках бульдозеры, плыть по морю вельботы с охотниками, и неизменно, каждую осень, на уэленский берег будут накатываться все новые штормы, а зимой — проноситься над ним новые пурги. И вот такой бесконечной незавершенности, я считаю, можно только радоваться — ведь она, помимо всего, означает, что и сам ты в любой момент можешь вернуться и вновь окунуться в эту прекрасную, не отпускающую от себя жизнь.

Июль 1978 года