Антон Буслов - Между жизнью и смертью. Рассказ человека, который сумел противостоять болезни

24 августа 2013 года

Об истории моего лечения можно писать книгу – получится чем-то интересней сценария “Во все тяжкие”, ведь реальность всегда неожиданней вымысла. Мне хотелось, чтобы она была еще и полезной. Но каков будет ее жанр? Будет ли она толстой? Закончится ли хеппи-эндом? Решить этот вопрос можете вы. Здесь и сейчас – как бы удивительно это ни звучало. Бывает, умом знаешь некую мысль, но пока вживую, полной грудью не прочувствуешь, не можешь оценить ее в полной мере. Я, как побывавший в глубоких проблемах и спешно выныривающий из них вверх к свету, смею вам доложить банальность: лечат не только лекарства, лечит еще и забота. Сложно объяснить, как это работает с точки зрения логики. Это – чувственный опыт.

И когда меня спрашивают, чем методики лечения в США отличаются от применяемых в России, то первое, что приходит на ум: “дозировка заботы”. В Нью-Йорке я живу в пяти минутах ходьбы от Эмпайр-стейт-билдинг и в десяти – от Таймс-сквер. Это центр Манхэттена. Самое то, чтобы люди, приехавшие сюда из захолустья, почувствовали ритм и энергию жизни большого города. Я живу тут бесплатно, по протекции American Cancer Society – благотворительной организации, созданной сто лет назад помогать пациентам, страдающим от онкологии. Сто лет – не фигура речи, это юбилей нынешнего года. Отделения общества есть во всех крупных городах США. Оно существует на добровольные пожертвования. Когда я пришел на первый прием к доктору, он, выяснив, что мне необходимо жилье, дал помощнице задание связаться с ЛС5 и похлопотать обо мне. Когда я заселялся, задали только один вопрос: “Кто будет о вас заботиться?” В Hope Lodge , по сути, специализированной гостинице для людей, получающих химиотерапию, есть номера и с раздельными, и с общими кроватями. Потому что здесь понимают: о человеке, проходящем химиотерапию, надо кому-то заботиться.

Когда я пишу это, перед глазами стоит онкоцентр на Каширке, где я лежал несколько месяцев во время второй линии химиотерапии. Палата была двухместная, но временно в ней размещались три пациента (приятное неудобство, так как причиной был ремонт половины этажа). Моя койка стояла в проходе, а соседями были отставной военный из Рязанской области и выдающийся ученый-энергетик из Москвы. В палате я был единственным ходячим пациентом: старенькому профессору родственники нанимали сиделку, а военный всегда лежал – о нем заботилась его жена. Рак лечат очень долго. И пока его лечат, в центре живут пациенты и те, кто о них заботится. И когда мне показывали двухместную кровать в нью-йоркском Hope Lodge , просторную комнату со столом, телевизором, картинами, душевой кабиной, шкафами, я вспоминал ту самую палату. Палату на двух человек, в которой жили пятеро. Мужскую палату, в которой жена, заботившаяся о неходячем супруге, много месяцев спала рядом с его кроватью на стульях, потому что не положено захламлять проходы посторонними предметами.

Когда меня в четверг утром госпитализировали в Нью-Йорке, я был плох. Но мог ходить, говорить, думать. Одним из первых документов, которые я подписал, было официальное разрешение для жены. Оно нужно было больничным бюрократам, чтобы выписать ей круглосуточный пропуск в палату, обеспечить доступ к врачам и к информации о моем лечении. Нам сказали, что можно поставить в палате дополнительную кушетку, что супруга может вообще не покидать больницу. И приходить ко мне в любое время. В любой момент – позвонить.

Это тоже была двухместная палата, и рядом находился еще один пациент, о котором заботилась его мама – нас разделяла специальная ширма. Медсестра извинилась, что больничная еда будет не очень вкусной, и посоветовала, какую домашнюю еду можно привозить при моем курсе химиотерапии. Вечером Маша поехала в Hope Lodge , чтобы утром привезти мне хороший завтрак, ведь там есть кухня с плитами, микроволновками, моющими машинами, посудой, салфетками, кофеварками и всем прочим, что должно быть на кухне. Кстати, там же висит табличка, где написаны имена людей, пожертвовавших средства на ее создание.

Лежа в нью-йоркской больнице и думая о еде, я вспоминал Москву. Химиотерапия – жуткая вещь в плане влияния на аппетит. Она изменяет вкусовые рецепторы, и привычная еда становится невкусной. Кроме того, человека начинает сильно тошнить, от чего аппетит пропадает вовсе. Требования по диете, которая нужна для восстановления истощенного организма со сниженным иммунитетом, выполнить бывает непросто. К примеру, раковым больным нужны мясо и печенка, а не сыроедение, которое убьет их с большей гарантией. Однажды в онкоцентре в нашу палату нагрянул заведующий отделением, отличный врач и вынужденный администратор в одном лице. Он увидел неладное: жена рязанского военного купила электрическую скороварку, чтобы готовить мужу мясо, ведь больничная еда в центре состояла в основном из капусты, к которой иногда добавляли апельсины.

– Немедленно уберите этот электроприбор! – потребовал заведующий. – Здесь запрещено готовить еду. Нельзя пользоваться электрическими приборами!

– Но вы же сами сказали, что моему мужу нужно есть мясо, чтобы восстановить мышцы, – удивилась женщина.

– Нужно. Но я не говорил, что нужно готовить здесь! Готовьте дома!

Женщина растерялась. И заведующий понимал, что 99 процентов пациентов при слове “дом” вспоминают свои провинциальные города и поселки, ведь это федеральный центр, куда попадают те, кого не сумели вылечить в регионах. Эти люди живут в онкоцентре минимум по полгода.

– Дома! Скажите спасибо, что мы вас тут вообще терпим! – сказал человек в белом халате женщине, которая несколько месяцев спала на стульях возле койки своего неходячего мужа.

Всегда думал, что я – сдержанный человек. Но глядя на отличного врача, которого вынудили стать еще и пожарным инспектором, и рязанскую женщину, на лице которой растерянность, испуг и отчаяние сменились яростью человека, готового и умирать, и убивать за святую правду, я просто окаменел. Этот разговор я вряд ли смогу забыть. В нем не было виновных и невиновных. В нем оказались люди в таких обстоятельствах, в которые их засунула наша действительность. Медсестры потом утешали женщину, объясняя, что заведующий все понимает, но его могут наказать, если найдут нарушения пожарной безопасности. Женщина соглашалась с ними, но настаивала, что будет продолжать готовить украдкой, иначе ее муж умрет.

Все это происходило рядом со мной, в палате на двух человек, в федеральном онкологическом центре – главном учреждении по лечению рака в России в 2012 году. Но мне потребовалось попасть в США, пожить в Hope Lodge , поесть домашней еды после капельницы, чтобы почувствовать, какого именно ингредиента пока не хватает в нашем лечении онкологии. Вообще в нашей жизни.