Светлана Герасимова - «Я убит подо Ржевом». Трагедия Мончаловского «котла»

В оперативной сводке армии 20 февраля к 3.00 записано: «Правофланговая группировка войск армии – к 6.00 19.2 из района ст. Мончалово, Ерзово, Филимоново в район, занимаемый 252 сд, вышли: опергруппа штарма, армейские спецчасти, 185 и 381 сд, всего вышло до 3500 чел.; тыловые учреждения дивизий выведены в этот же район до выхода боевого состава.

Выход 369, 183, 246 и 365 сд ожидается к утру 20.2. Вышедшие части приводятся в порядок». Радиосвязь с опергруппой снова была восстановлена, также к ней был направлен самолет связи.

Схема 18. Фрагмент карты 29-й армии: положение южной группы войск 17–19 февраля 1942 г. Выявлена и зарисована Н. А. Якиманским.

Не у всех частей первого эшелона выход из окружения был удачным. П. Коваленко, ветеран 510-го гаубичного артиллерийского полка, вспоминал: «Вечером 17 февраля 1942 г. ком. полка капитан К. А. Ушацкий отдал приказ о выступлении. Большинство воинов шло без лыж. Утопая в снегу, пробирались к линии обороны врага. К счастью, была морозная ночь, и он отсиживался в избах деревень. Шедшие впереди разведчики резали телефонные провода. Зардел рассвет. В обороне немцев всполошились, да поздно. Они открыли огонь, били из пулеметов наугад. В хвосте колонны появились раненые. Убит наводчик ефрейтор Куренной. Колонна растянулась. Люди выбивались из сил… На рассвете 18 февраля 1942 года полк вышел из окружения. Осталось нас тогда не больше двухсот человек». Позднее стало известно, что на рубеже Корытово – Ступино был отрезан пулеметным огнем 2-й дивизион. Дивизион «быстро развернулся и двинулся обратно в свои рощи, затем стал пробиваться из кольца окружения на север. Этот отряд с обозом, где находилось 106 раненых, несколько ночей двигался по рощам. Громил немецкие обозы, захватывал продовольствие, обеспечивая раненых. «Нащупывал» слабые места в обороне врага. Капитан Петренко, находясь в разведке, был окружен гитлеровцами. Чтобы не даться живым врагу, Петренко подорвал себя гранатой. Командование отрядом принял комсомолец младший лейтенант Даниил Третьяк». По словам П. Коваленко, эта группа вышла к своим на север, в направлении Бахмутово. Все 106 раненых на санных упряжках были вывезены к своим.

Выход второго эшелона был менее удачен, и это объяснимо. Поскольку дивизии второго эшелона находились от места прорыва дальше, а их выход осуществлялся в том же направлении, что и первого, то идти к месту прорыва им пришлось дольше. Немцы уже сориентировались, подтянули к месту прорыва дополнительные части. В «Докладе о боевой деятельности Южной группы 29-й армии» записано, что части второго эшелона были замечены авиацией противника, подверглись бомбежке. Вместо «движения вне дорог и населенных пунктов начали захватывать деревни». В итоге бойцы из этого эшелона начали выходить мелкими группами, от огня противника несли большие потери.

Один из документов позволяет представить ситуацию, сложившуюся при выходе из окружения в 246-й стрелковой дивизии: «Начальнику штаба 29 А генерал-майору Шарапову. По вопросу о выходе частей 246 сд из окружения мне известно следующее: 15–16 февраля полки дивизии в занимаемом ими районе обороны Гончары, Ерзовский лес были друг от друга немецкими танками разрезаны. 908 сп с командиром дивизии и военкомом вышли в лес южнее ст. Мончалово. 914 сп и 777 ап вместе с остатками штаба сд и частями 365 сд направились в тот же лес с целью дальнейшего движения на юго-запад для соединения с 39 А. Проход предполагался в районе Ступино между Чернево и Ивлево. Все три деревни оказались заняты противником. Два дня остатки сд искали проход, двигаясь по лесу, без дорог, в глубоком снегу. Люди выбились из сил и партиями отставали. Днем движение колонны все время сопровождалось бомбежкой, обстрелом артиллерии, минометов и автоматчиков, не прекращавшихся и ночью.

Я отстал от части ночью 18.2.42 г., но в это время никакого решения принято не было (к этому времени командир и военком дивизии нам встретились). Матчасти в дивизии не осталось, орудия и машины брошены согласно распоряжения штарма, станковые пулеметы потеряны и выбыли из строя при отходе, и осталось несколько ручных пулеметов. Основная часть обозов в 5-х числах февраля отошла в юго-западном направлении через Свербиху. Остальная часть кухонь, подвод и лошадей потеряна в самые последние дни 15–18.2.42 г. Пом. нач. 1 отд. штадива 246 капитан Илларионов. 21.2.42».

Бойцы 246-й стрелковой дивизии, которые не смогли прорваться сквозь кольцо противника к частям 39-й армии, повернули на север, и их выход продолжался до конца февраля. К 15 часам 20 февраля в район д. Погорелки (20 км северо-западнее Ржева) вышли отдельные подразделения дивизионных частей. Перед выходом из артиллеристов дивизии был сформирован сводный отряд под командованием подполковника А. Т. Ракчеева, командира 777-го артиллерийского полка. По воспоминаниям Н. М. Розова, в составе этого отряда было 309 человек. Отряд не смог пробиться на юг. 21 февраля к нему вышел раненый командир дивизии генерал-майор И. И. Мельников. На совещании командиров подполковник Ракчеев предложил выходить на север, в расположение 30-й армии. Комдив Мельников, после долгого колебания согласился, но приказал пробиваться группами по 10–12 человек. 22 февраля группа комдива была обнаружена и окружена немцами. После короткого кровопролитного боя вторично раненый генерал И. И. Мельников был захвачен в плен, а полковой комиссар Н. И. Должиков расстрелян гитлеровцами. Группа Ракчеева и две небольшие группы под командованием военкома полка ст. политрука В. А. Лозицкого и начальника артснабжения ст. техника-лейтенанта А. С. Терновского в течение недели голодные, без сна, при сильном морозе пробились по глубоким снегам сквозь вражеские заслоны в расположение 30-й армии.

Во втором эшелоне выходили и остатки 365-й стрелковой дивизии. Г. И. Кравченко, заместитель командира 433-го саперного батальона, был ранен еще 13 февраля. Когда части двинулись к месту прорыва, он пытался идти пешком, но его усадили в сани санитарного обоза. Впереди шли боевые группы. «Где-то ночью, – вспоминал Кравченко, – сани опрокинулись и я выпал в снег. Поднялся и, задыхаясь, с приглушенными стонами, поплелся, а впереди черная завеса ночи. В голове звон сотен наковален, но сквозь стук их единая мысль: «Нет! Не отстану, дойду, не сдамся. Лучше смерть, чем плен!» Сколько прошел – не знаю, но вот впереди слышно пофыркивание лошадей. Я бесконечно обрадовался. «Наш обоз… Снова в путь». Ночью в районе д. Афанасово натолкнулись на гитлеровцев. Бойцы боевых групп бросились в атаку. «Обоз наш разметало, – вспоминал Кравченко. – Нас трое. Раненные, мы поддерживаем друг друга, идем с одной мыслью дойти… Глубокие тропы в снегу вихляют по лощинам, рощам, в обход деревень, где засел враг… Когда силы наши подходили к пределу, на рассвете… нас встретил одинокий солдат с карабином из 39-й армии и привел в деревню Клины. Войдя в избу, я свалился на пол. Пришел в себя через много часов, раздетый, забинтованный, на русской теплой печи. Девушка-санинструктор через резиновую трубку поила меня сладким чаем».