Андрей Константинов - Бандитский Петербург. 25 лет спустя

Как бы там ни было, ликвидация Павла прошла успешно, убийцы наказаны не были, но сам факт этого жуткого преступления поверг весь высший свет России на долгие годы в шок…{ Мне приходилось не раз слышать от серьезных людей — научных работников — о том, что в Михайловском замке до сих пор гуляет привидение убиенного Павла. Говорят, это привидение мирное и зла людям, работающим сегодня в Инженерном замке, не делает.}

…Отечественная война 1812 года несколько ослабила накал криминальной обстановки и в России в целом, и в Петербурге в частности. Правда, партизанские крестьянские отряды, героически громившие французов, промышляли иногда — «по совместительству», и разбоями, но это уже общие издержки партизанских движений всех времен и народов. В целом после победоносной войны ситуация в Питере долгое время остается довольно спокойной — есть, правда, упоминание о поимке в 1822 году в окрестностях Питера шайки дезертиров-рекрутов, возглавляемой неким крестьянином Иваном Ивановым, который, по его собственному признанию, разбойничал с 13 лет, переходя из деревни в деревню и отбирая у селян последнее, но назвать этого Ваню выдающимся или даже сколько-нибудь значительным разбойником просто язык не поворачивается. Его шайка занималась мелким сельским, если так можно выразиться «бытовым», бандитизмом — в одном селе с кого-нибудь тулуп снимут, в другом — провиант украдут, «холста да сукна аршин на 15-ть…». Самым большим «кушем» шайки стало ограбление зажиточного крестьянина Акима Яковлева, у которого Иванов с тремя подельниками угрозами и побоями «выдоили» 500 рублей, — а «засыпалась» вся эта компания дезертиров, как раз пропивая награбленное.

Настоящий же расцвет преступного подполья Петербурга начался где-то в пятидесятых годах XIX века, когда в уголовной среде совершенно четко уже прослеживается специализация и своеобразная иерархия{ И опять же — расцвет преступности совпадает с эпохой перемен — Александр II Освободитель, по злой иронии судьбы убитый в конце концов народовольцами, не только дал крестьянам волю в 1861 году, но и провел целый ряд других реформ — административную, судебную, военную. Некоторые историки сравнивают реформаторские заслуги Александра II с заслугами Петра I — по степени их воздействия на Россию.}.

В 1855 году в Петербурге начала свою кровавую деятельность «банда душителей», которые за год с небольшим совершили несколько десятков жутких преступлений. Поздним пешеходам сзади на горло набрасывали веревочные петли, душили, а потом раздевали догола уже бесчувственные тела. Несмотря на то что некоторых из жертв злодеи «недодушивали» до конца, нарисовать словесный портрет преступников никто не мог — душители всегда незаметно подкрадывались сзади, а потом жертва моментально теряла сознание. Поначалу шайка эта действовала преимущественно на окраинах Петербурга (и даже в Кронштадте), но в конце 1856 — начале 1857 года душители уже вовсю работали в самом сердце Питера — на Семеновском плацу, у Обводного канала, на набережной Таракановки.

Начальнику петербургской сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину пришлось прибегнуть к своему излюбленному приему — «подставе» с переодеваниями. Один чрезвычайно сильный полицейский был переодет в женское платье и изображал из себя торговку-чухонку, разъезжая вечером по мрачным питерским улицам, под рогожами в телеге прятались вооруженные Путилин и унтер-офицер. И бандиты в конце концов клюнули. Шайка, как впоследствии оказалось, состояла из бывших солдат, уволенных в запас, и просто деклассированных элементов. История донесла до нас их имена — Александр Перфильев, Федор Иванов, Калина Еремеев, Михаил Поянен.

Полтора века назад, в 1864 году, в журнале «Отечественные записки» начали публиковаться главы нового романа Всеволода Владимировича Крестовского «Петербургские трущобы». Несколько лет спустя роман выйдет отдельной книгой, выдержит несколько изданий кряду и сделается одним из наиболее востребованных литературных бестселлеров образца второй половины XIX века. Тогдашний читатель, в массе своей, воспринимал книгу сугубо как увлекательное авантюрно-детективное чтиво. Тогда как сам Всеволод Владимирович брался представить на суд публики роман-фельетон, произведение остросоциальной направленности. Недаром же он дал своему детищу говорящий подзаголовок — «Книга о сытых и голодных».

Главное сочинение своей жизни Крестовский создал, пребывая всего лишь в 25-летнем возрасте. Впрочем, в те времена люди взрослели рано, а уж люди творческие — и подавно. На тот момент Всеволод Владимирович был более-менее известен в литературных кругах в первую очередь как поэт — автор гражданской и любовной лирики. А положенная на музыку его поэтическая баллада «Ванька-ключник» уже устойчиво воспринималась как посконная народная песня. Это ли не подлинное признание?..

Крестовский жил, перебиваясь литературными заработками и уроками, а в свободное от занятий время водил дружбу с личностями, преимущественно творческими. Такими, как Аполлон Григорьев, Николай Лесков, Лев Мей, Николай Помяловский, Федор Достоевский. Правда в ту пору все они еще не входили в литературную богему, но уже были довольно близки к ней.

По признанию самого Крестовского, идея создания книги о жизни обитателей столичного дна пришла к нему в 1858 году. После того как он, студент историко-филологического факультета университета, мало того что сделался невольным свидетелем сцены избиения падшей женщины в Таировом переулке, но еще и посетил, из внезапно охватившего любопытства, один из расположенных здесь же притонов.

«…Да, милостивые государи, живем мы с вами в Петербурге долго, коренными петербуржцами считаемся, и часто случалось нам проезжать по Сенной площади и ее окрестностям, мимо тех самых трущоб и вертепов, где гниет падший люд, а и в голову ведь, пожалуй, ни разу не пришел вам вопрос: что творится и делается за этими огромными каменными стенами? Какая жизнь коловращается в этих грязных чердаках и подвалах? Отчего эти голод и холод, эта нищета разъедающая, в самом центре промышленного богатого и элегантного города, рядом с палатами и самодовольно сытыми физиономиями? Как доходят люди до этого позора, порока, разврата и преступления? В тот достопамятный — лично для меня — вечер, когда я впервые случайно попал в одну из трущоб, вопросы эти и мне пришли в голову. Та невидимая драма, которая осветилась для меня — частью по услышанным и подхваченным на лету урывкам, частью же по собственной догадке и соображениям, — невольно как-то сама собою натолкнула меня, вместе с вышеизложенными вопросами, на мысль романа».

Поглощенный не лишенной оригинальности идеей Крестовский приступает к сочинению повести с рабочим названием «Содержанка». Но литературный процесс продвигался туго — выходцу из старинного, хотя и обедневшего дворянского рода, поэту-романтику явно не хватало фактуры и знания предмета. А тут еще в какой-то момент приятель, автор «Мещанского счастья» и «Очерков бурсы» Николай Помяловский присоветовал не размениваться на малые формы и создать полновесный роман в стилистике необычайно модных в ту пору «Парижских тайн». И вот тогда, воодушевленный подкорректированным замыслом, Всеволод Владимирович, что называется, пустился во все тяжкие. Здесь — сугубо с исследовательской целью, разумеется…