Елена Рачева - 58-я. Неизъятое

1952

Другой мужик у нас был — бывший политработник. Рассказывал: ну, сказал лишние слова, что не так нужно управлять страной, а вот так. И сел, как нарушитель партии и правительства, 58, пункт 1, 10 лет. Конечно, оно несправедливо, по сути дела. Надо было ему дать 58–10, тогда бы он по пропуску ходил. А так — под стражей, под винтовкой… Но все и под винтовкой ходили нормально, не сопротивлялись. Политзаключенных гораздо легче охранять, чем уголовников. Они послушные и не нарушают.

Такого, чтобы на колонне кто-то помер — такого не было. Кормили заключенных хорошо: и супы давали, и чай, и кашу, и мясо. Компот, конечно, нет, но кисель из овсяной крупы, кисло-сладкий. Но одному на пользу идет это питание, а другой, смотришь, кушает, кушает, а все равно тощий.

Еще бывало, есть в зоне главный блатной, главарь: Железный, Копченый, а бывает просто — дядя Петя. Или: Поликарпович. На работу не ходит, а если пойдет — сидит у костра, морду наедает, и все перед ним на цырлах. Если получил кто посылку — должен ему показать. Главарь посмотрит, что ему надо, заберет. А работяги доходят, потому что головореза кормят и еду свою не получают. Таких доходяг лекпом — лепила (помощник врача. — Авт.) — оформлял на колонну, где они не работали, а только месяца три отдыхали, кушали и спали. Поправлялись.

С блатными администрация и надзирательский состав вели беседы. Если он не того, куражился, то лагадминистрация решала вопрос, отправляла его на штрафной лагпункт. Там уж перевоспитывали! Но чтоб били, колотили, водой обливали и на мороз, как в литературе пишут, такого не было. И чтобы ненавидели заключенных — тоже. И не жалели. Я это дело к сердцу… не того. Если за политику попал — сам виноват. Не болтай.

Как-то весной слышу — позывные по репродуктору такие жалобные, как в военное время. Мол, будет важное сообщение. Собрался народ, и политработники объявили: умер Сталин. Многие плакали, в том числе я. Жалко было! Я и до сих пор говорю: надо нам Сталина. Потому что порядка нету.

В 54-м году вижу: амнистии, амнистии, амнистии, ой… Сколько людей было, а тут колоннами освобождают! Разваливается наш Печорлаг…

Охрану тоже начали увольнять. Думаю: у меня специальности нету, а тут в Печоре открыли учкомбинат, шоферóв и трактористов готовят.

Тут же получил расчет, приехал в Печору, поступил на курсы шоферов, на самосвал. Жалко мне с Салютом было расставаться… Скучал. Жалел. Может, даже плакал. Сколько лет проработал… Однажды осенью мы в розыске были, а там река Дурная — это название такое — быстрая-быстрая. Ну, думаю, Салют намочится, легкие может простудить. А не что, я молодой, горячий, дурной… Так я его на руках через реку перенес…

Зимой спали мы с ним. Он обнимет меня лапами, я к нему животом, и он меня греет… Со своей собакой я не боялся нигде и никак!

Вообще-то его не Салют зовут. Кличку собаки нельзя разглашать, чтобы заключенные не могли позвать, когда собака работает. Поэтому для заключенных он — Салют. А для меня — Сынок.

Сынок, Сынок, Сыночка, ко мне… Наши сэ-рэ-сэ, у кого кобели, все называли своих Сынками. А у кого сучки — Дочками.

Летом, если, к примеру, жарко, я кричу: «Жарко!» — и он с меня снимает фуражку. Зубами. И в зубах подает.

Скучал по нему. Фотокарточку достану и вспоминаю, как мы баловалися, как че-нибудь делали… Не знаю, куда он делся, кому попал в руки, своею ли смертью помер…

Перестройка… Это все ложь, брехня и провокация. Я читал брошюры всякие, там такие вещи пишут, ой! Одна чушь и наговор на советскую власть.

Вот говорят: расстреливали. Целыми котлованами, аж земля дышала. Чекисты. Я как чекист — у меня была форма чекистская — в это не верую. Я сколько служил — никогда никого не стреляли.

И от голода не умирали. Может, в Воркутлаге и было, но в Печорстрое — там не было. Чтобы заключенным руки крутили, били их плеткой или издевались… Нет, ничего не было.

Может, конечно, где-то и случалось, чтобы расстреливали. Вон, поляки имеют на нас недовольство за эту, Като… Как? Катынь, да. Что там постреляли офицеров ихних, поляков. Но это ж не мы, это немцы! Ну и что, что Медведев признал, что это мы. Он говорит, а я этому не верю. Путин тоже сказал: «Вы, фронтовики, получите машину «Ока». И где?

Вообще, это мы уже начинаем разговаривать на политическую точку зрения. А я этому противник. Просто мое отношение к работе не изменилось. Как трудился честно — так и трудился.

Я теперь в школы часто хожу. Они интересуются, чтобы я им рассказал, что за война, какие бои. Хотят поднять молодежь на патриотическую какую-то жизнь, вдохновить, чтобы они дурной мыслью не играли. А про работу в МВД я не рассказываю. Не спрашивают меня. Но я все равно ею горжусь. Я работал быстро, решительно и правильно. И в душе у меня еще, как говорится, есть огонек.

Я человек верующий. Спасибо Господу Богу, что я прошел такую адскую войну. Я на фронте молился. Все время молился Богу. Молился Богу и просил, чтобы он меня защитил от смерти. И в лагере, когда беглых преследовал, молил Бога, чтобы он меня защитил. И Бог был со мной.

ЧЕМОДАН ЛАГЕРНОГО ОХРАННИКА

«С промтоварами у нас в Печоре, конечно, было внатяжку, поэтому чемодан я купил уже перед уходом с МВД. Семь лет в лагере отработал, а в 54-м году вижу: амнистии, амнистии, амнистии, ой… Колоннами освобождают! Разваливается наш Печорлаг».

1924

Родилась в Тбилиси. Отец, директор Центрального строительного треста Грузии, расстрелян в 1937 году, мать провела пять лет в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жен изменников родины).

1943

Комунэлла и пятеро ее друзей создали подпольную организацию «Смерть Берии». Строили планы убийства главы НКВД, распространяли листовки: «Граждане, оглянитесь вокруг! Лучшие люди расстреляны или погибли в застенках НКВД. Мерзавцы в синих фуражках полностью распоряжаются жизнью каждого из нас…»

20 АПРЕЛЯ 1948

Арестована. Следствие велось 5 месяцев с применением пыток (в том числе электрошоком).

1948 … 1949

Сентябрь 1948-го— суд по делу о «повстанческой террористической организации» (указать ее название следователи не решились и заменили нейтральным «Молодая Грузия»). Приговор шестерым участникам — 25 лет лагерей и 5 лет поражения в правах, двум их друзьям — 10 лет за недонесение.