Федор Конюхов - Сила веры. 160 дней и ночей наедине с Тихим океаном

© Конюхов Ф., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Первый день и ночь после старта прошли без приключений. Весь световой день удавалось придерживаться генерального курса на северо-запад, а ночью больше шел на север.

Океан спокойный, пасмурно, моросящий дождик. На рассвете опять подходили рыбаки, но держались на почтительном расстоянии, так что сложностей не возникло. Сейчас ветер зашел на север-северо-восток, приходится уходить с генерального курса. Надеюсь, это временное явление.

Я представляю, как будет страшно, когда моя лодка войдет в течение Гумбольдта. Но мне надо превозмочь этот страх и постигнуть истину. Я легко взмахиваю веслами, опускаю их в воду. Дышу ровно, сильно и вслушиваюсь в плеск волн вокруг лодки, затерянной в бескрайней ночи, и молю: о свете дневном, о тех, кто остался дома, о плотно запертой двери моей творческой мастерской по улице Садовнической, 77.

Один посреди Вселенной. Читаю молитву, и она сливается с молитвой моего храма в селе Атманай. Я знаю, там добрый священник отец Дмитрий. Он неторопливо молится в тишине за плавающих и путешествующих. Его слова сливаются с небом – вот что такое молитва без суеты, в ней чувствуется вкус вечности. Все вокруг обретает незыблемость. Молитва исцеляет от тоски и безнадежности, поэтому прошу самого Господа неизреченною силою Своею коснуться сердца моего. Когда прекращаю молиться, открываю глаза, начинаю верить в то, что я в пути.

И если этой ночью ветер не усилится до штормового, то беспокоиться не о чем. Единственное, чего всегда боюсь, – это стоять перед Господом Богом и рассказывать о своих грехах.

С левого борта в сторону берега проплыли два кита породы Минке. Утро наступило давным-давно, а я все гребу и гребу. Как же хочется спать. Единственное, чего я еще не утратил, это выносливость и возможность подолгу бодрствовать. Ведь в этом плавании на сон времени будет мало.

Небо затянуло тучами. С восходом солнца ветер стих. По океану идет большая зыбь.

Лодку сопровождают дельфины, небольшие, с желтыми животиками. На рассвете прилетели две птички и сели на крышу рубки – небольшие, как синички. Они устали и не боятся взмахов моих весел.

Я добровольно придал себя одиночеству в океане и загубил свой талант художника. Стал поистине нелюдим, сердце ожесточилось. Грехи мешают идти дорогой творчества. Темы картин рассеялись по дорогам моих странствий. Руки потеряли способность держать кисти и писать по холсту. Талант, дарованный мне Господом, я расточил в путешествиях. А свои художественные принадлежности (кисти, краски, мольберт) зарыл в землю, как нечто презренное.

Со всех сторон окружен водой, бесконечной. В этой бесконечности я вижу будущее – нестерпимую кару в судилище, и Господь явит ко мне гнев. Со слезами молятся за меня святые, которых я ежедневно прошу ходатайствовать перед Господом Богом, чтобы даровал мне покой мирной жизни в царстве небесном, коего я могу лишиться и буду вычеркнут из книги жизни.

Вспоминаю свои лодки и яхты, на которых избороздил все океаны. Сейчас они гниют у причалов яхт-клубов всего мира. Так и эта весельная лодка после плавания станет никому ненужной.

Господь Иисус Христос, сын Бога живого, протяни с любовью ко мне руку милосердия Свою. Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу. Аминь!

«Сохрани лодку мою, а с ней и мою жизнь, ибо я благовею перед Тобою. Спаси, Боже, раба Твоего, уповающего на Тебя. Услышь, Господи, каждодневные молитвы мои. И помилуй меня, грешного, Господи», – с этих слов начинаю свой день .

Это крайне важно тому, кто отправляется в одиночное плавание. Я всего лишь пылинка, затерянная в просторах мирового океана. Горе тому, кто одинок!

Сегодня, чтобы выйти в левое крыло течения Гумбольдта, я работаю веслами больше десяти часов. Лодка должна все время иметь скорость, иначе ее будет относить к побережью Чили, а затем к Перу и к островам Галапагос, и я никогда не перейду в экваториальное течение. Все это время мои мускулы напряжены до предела, это может понять только тот, кто испытал подобное. Моя весельная лодка «Тургояк» – ковчег, древний символ последнего укрытия во время Вселенского Потопа . Лодка на все это время станет моим храмом и поможет переплыть через самый великий океан от берегов Южной Америки до Австралии – 17 300 километров. Без моей лодки мне не добраться до вечности.

Перед этим плаванием я выкопал колодец в своем селе. Это – источник воды, текущий в жизнь вечную, возле которого чувствуется присутствие Бога. И в этом же селе выстроил храм-часовню, чтобы вернуть людям духовную значимость. Там они омоют свой слух Божественной литургией; чтобы не жили дальше ради холодильников, политики, игры в казино и разгадывания кроссвордов (что говорит об их безрелигиозности и бездуховности). Но с первых дней я увидел парадокс: люди приходят в храм, выстроенный мною, не за молитвой. Сам он был сразу отдан церковным служкам, которые тут же расположили торговые лавки. Разве церковь строят для продажи церковной утвари и литературы? Я наотрез отказался в него входить, чтобы самому не стать скупщиком; пусть туда заглядывают лицемеры и пустосвяты.

Все мы читаем Евангелие, даже изучаем, но не следуем его закону. Как сказано: «И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, – дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21:12–13). Главное в нашей Православной вере не золотые купола и резные иконостасы, а созидание человека во Христе, жизнь в терпении, смирении и в страхе перед Богом, в хранении совести.

Моя мысль внезапно обрывается… Перебираю слои памяти и опять возвращаюсь к воспоминаниям. Я все время связан с веслами и греблей. Нет времени писать вахтенный журнал и записывать мысли в дневник. Спасибо моему старшему сыну Оскару: в это плавание он отдал мне свой маленький диктофон. Он как будто знал, что у меня не будет времени писать, а наговаривать на диктофон проще и удобнее, не отрываясь от весел.

После обеда стремительно меняется цвет неба: неспешно плывут тучи, а в просветах иногда проглядывается голубой цвет.

Я перестал грести, уставился на бесконечный океан и понял – до чего же я одинок.