Дмитрий Быков - Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Когда вмешались в учебный процесс некоторые бдительные родители, то директор, не сумевший и на этот раз отлучить Вальку от школы, заменил желторотую учительницу тертой, бывалой Федосьей Григорьевной, уже год-два бывшей в контрах с Валькой. Сама Екулька от данных перемен лишь слегка присмирела, как хищник от хлыста знакомого дрессировщика. Шумные забавы периодически продолжались, но Валентина иногда терпела поражения: Федосья Григорьевна умела побеждать – ее педагогический опыт чувствовался. Иногда за шиворот вместе с партой она вытаскивала надоевшую ученицу в коридор или прямо на улицу, где та с превеликой охотой кормила птичек украденным из школьной столовки хлебом или играла до конца уроков с бездомным псом Куцым, приблудившимся с щенячьего возраста к школе.

– Что, Куцый, обижают тебя человеки? – ласково вопрошала Валька псину.

В отличие от людей животные Вальку крепко любили. Куцый начинал радостно повизгивать и вилять обрубком хвоста, считай, за километр до подхода Екульки. Завидев ее, он мчался навстречу, мгновенно проглатывал принесенный Валькой гостинец, а потом неотступно следовал за ней повсюду. По утрам при Валькином появлении дикие голуби, как по чьей– то команде, вспархивали с чердачного выступа и кружили над непокрытой зимой и летом головой Екульки, провожая ее до самого крыльца.

Еще Валька боготворила лошадей. Такая, прямо сказать, не девчоночья страсть совхозных конюхов умиляла, они Вальку за это уважали, а потому изредка давали ей прокатиться на каком-нибудь старом коньке. А иногда Екульке сказочно везло: ее на лошади направляли с поручением на другой конец села на ферму или на зерносклад, – то-то было ей радости! Но животных Валя берегла и никогда не позволяла себе показывать форс перед сельчанами: ехала чинно-благородно, как взрослый степенный мужик, не понукая лошадь понапрасну.

Подвижные игры на свежем воздухе были любимыми развлечениями Вальки. На уроках физкультуры учителя за все годы учебы никогда не стесняли нас рамками дисциплины, и мы с желанием играли не только в волейбол и баскетбол, но и лаптой не брезговали. Валька же Казанцева, если намечался пробег на лыжах, приходила вместе со школьным инвентарем только утром следующего дня: с присущим ей размахом каталась с горки до одури. А Федосья Григорьевна, используя короткое затишье, старалась впихнуть в наши головы как можно больше нового материала, поэтому мы Валькины физкультурные отлучки не любили и всячески препятствовали ее исчезновению из класса. А по болезни она ни дня не пропустила: ни простуда, ни прочая лихая зараза к ней никогда не приставала.

Ранней весной, когда шел ледоход, Валька пропадала на неделю: любила кататься на льдинах. Что привлекало ее к этому смертельно опасному занятию, сказать трудно. Просто, думаю, она относилась к породе адреналинщиков. По моему разумению, обычная жизнь для подобного склада людей слишком уныла и безвкусна, как несоленая еда.

Вот Вальку и тянуло в ледоход проехаться на льдине. Уговоры родителей давным-давно не помогали, а запоры не удерживали дома: в ледоход она дни и ночи проводила у грозно ревущей, крушащей грязные льдины речки. Даже когда сваливалась в ледяную воду, то просушивала свой серый в едва заметную от истертости полоску пиджак с отцовского плеча и отогревалась у костра.

Нагоровку, где жила Валька, с селом соединял подвесной мост, построенный с незапамятных времен. Он был прикреплен стальными тросами к могучим просмоленным бревнам, вкопанным в берега. Длинный мост раскачивался от порывов ветра, отзывался скрипом на каждый шажок, трос вырывался из рук, а тоненькие досочки увиливали из-под ног. Ни один взрослый без опаски не проходил по нему. Кроме Вальки-Екульки. Та быстро пробегала по дощатому настилу, возвращалась на исходную позицию на берегу, потом дожидалась льдину побольше, запрыгивала на нее и каталась по бушующей реке, пока не свергалась со скользкого льда в гремящую мутную круговерть.

В ту нашу школьную весну после окончания ледохода умиротворенная Валька вновь возвратилась к обычной жизни. И сразу занялась следствием: куда-то пропал Куцый. К ночи нашла мертвого пса за огородами. Не обращая внимания на идущий от останков запах, закопала его, а на утро следующего дня устроила в школе разборку. Еще до занятий, задолго до прихода учительницы в класс, вездесущий Санька Куропаткин под пыткой выдал виновных. Ими оказались четверо семиклассников: они затравили, закидали Куцего камнями, а потом добили палками.

Валька-Екулька про месть на холодную голову ничего не слыхивала, поэтому откладывать столь важное дело в долгий ящик не стала: на большой перемене всех четверых выловила и отдубасила по мере своих сил и возможностей. Рассказывали, что била она мальчишек со слепой яростью и не меньшим усердием, чем они Куцего: один уполз под крыльцо, двое смогли убежать через окно, выпрыгнув со второго этажа, а четвертый со свернутой челюстью оказался в больнице. Валентину за инцидент с дракой с огромной радостью на педсовете единодушно исключили из школы в тот же день. Никому из учителей и в голову не пришло доискиваться до причины столь жестокого поступка. Екулькины кровоподтеки и ссадины подсчитывать никто не собирался, зализала она сама свои раны, зажили ее синяки и ссадины быстро, как на собаке.

У нас в классе Вальку откровенно жалели, понимали справедливость ее возмездия. Больше таких учеников на всем протяжении нашего обучения нам не встречалось. Валька была наподобие сурового природного явления, вроде смерча или урагана, мощного, порой немилосердного, но неотвратимого. Она дралась за восстановление правды, защищала справедливость с позиции собственного восприятия. Во всяком случае, уж копейки у малышей, выданные родителями на завтраки, никогда не отнимала, не водилось за ней подобного.

Екулька, промаявшись без дела в деревне, другой весной уехала куда-то к родне в западную часть страны. Спустя месяц по селу прошла молва, что Вальку посадили в тюрьму. Доподлинно никто не знал причину ее заключения, на суде из семьи никого не было, поэтому существующие гипотезы распались достаточно быстро. Она вернулась домой через три года. Но это была уже другая Валька: со злобным блеском в глазах, с пригнутой бритой головой, в черном мужском костюме. Как в насмешку, из-под пиджака дерзко выпирала ее роскошная тугая грудь, словно природа спохватилась, решила загладить собственную невнимательность и наградить нелюбимое свое дитя этим подарком.

Появление в деревне Валентины семья Казанцевых расценила как позор и живо сбагрила ее обратно в неизвестность, где она и пропала в неравной борьбе с «человеками».