Владимир Хрусталев - Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова

«Бои под Верден, которые продолжались четыре недели, начали стихать, и немцы, которые потеряли там не менее 200 т., ничего не добились» [447].

Наступательный порыв немецких войск под Верденом во Франции был охоложен предпринятым русским наступлением по просьбе и во имя спасения союзников по Антанте, несмотря на сложные условия весенней распутицы. Прорывы фронта не удались, но помощь французам была осуществлена. В связи с такой тактикой командования приходилось все чаще слышать, начиная с зимы 1915–1916 гг., циркулировавшую среди солдатской массы фразу:

«Союзники решили вести войну до последней капли крови русского солдата».

Михаил Александрович фиксировал в дневнике все более или менее значимые события, регулярно писал супруге письма. В его дневнике от 16 марта читаем:

«В 10 ч. я сделал смотр в поле роте Самокатчиков (280 чел.). Вернувшись, писал Наташе. Завтракали в 12 ч., после чего поехали в двух автомобилях к кн. [Н.П.] Вадбольскому на фольварк Шманковчики, а оттуда с ним в село Чарноконце. Там в поле были построены уланы Его В[еличества] и Гродненские гусары, с которыми я прощался, они на днях переезжают на Северный фронт и войдут в Гвардейский отряд. После смотра я заехал на фольварк, где собрание улан, и нас угостили чаем и пели песенники. В 5 ½ мы поехали к себе и, вернувшись после семи часов, вскоре обедали. Ларька [Воронцов-Дашков] и Керим [Эриванский] возвратились из Кабардинского полка к обеду. Я лег рано…» [448]

Через десять дней он сделал следующую запись в дневнике:

«26 марта. Суббота.

Копычинце.

9 ¼ мы поехали в Высучку, куда приехали в 11¾, и я прощался с Черкесами, Ингушами, Чеченцами, пулеметчиками и 1-й Конно-горной батареей. Затем поехали в усадьбу, где штаб дивизии накормил нас завтраком, кроме всех штабных были командиры полков. Играли трубачи Черкесского полка. Я навестил кн. [Д.П.] Багратиона, кот[орый] лежал, простудился. Среди трубачей один оказался отличным пианистом, а другой скрипачом, они в столовой демонстрировали свой талант. В 4 ч. мы поехали в Тлусте, где я прощался с Кабардинцами, Дагестанцами, Татарами, пулеметчиками и 2-й кон[но-] гор[ной] бат[ареи]. Как тут, так и там, мне пришлось сказать прощальное слово. Затем там же, в поле, Татары пригласили нас на чашку чая под шатром. В 6 ¼ мы поехали в Копычинце. Проезжая Чортков я сделал визит ген. [В.Е.] Флугу. Приехали к себе к обеду. Лег рано. Погода была холодная, пасмурная при сильном ветре, пыль страшная.

Слово мое было следующего содержания:

“Господа офицеры и всадники, я с грустью прощаюсь сегодня с вами, но всегда буду помнить то время, когда я командовал Кавказской Туземной Конной дивизией и вашу беззаветную службу Родине и Царю.

Георгиевским крестом и оружием, которыми я был удостоен, я всецело обязан вашей доблестной работе.

Господа офицеры, сердечно благодарю вас за честно исполненный долг, а вам, мои храбрые всадники, спасибо за вашу отличную боевую службу”» [449].

Император Николай II собрался вновь посетить Юго-Западный фронт. Перед этой поездкой императрица Александра Федоровна в письме от 26 марта обращала внимание своего супруга на поведение некоторых членов Императорской фамилии:

«Тебе никогда нельзя приехать сюда без того, чтоб не вышло какой-нибудь огорчительной и беспокойно-мучительной истории. Теперь нас угнетают намерения и планы бедняжки Ольги на будущее, и я не могу тебе выразить, как велико мое страдание за тебя. Твоя славная родная сестра делает такие вещи!

Я все понимаю и не упрекаю ее за ее стремление, прежде всего к свободе, а затем к счастью, но она вынуждает тебя идти против законов семьи, – когда это касается самых близких, это еще больнее. Она – дочь и сестра Государей! Перед всей страной, в такое время, когда династия переживает такие тяжелые испытания и борется против революционных течений, – это грустно. Общество нравственно распадается, и наша семья показывает пример – Павел, Миша и Ольга, не говоря о еще худшем поведении Бориса, Андрея и Сергея. Как можем мы удержать остальных от подобных браков? Как нехорошо, что она ставит тебя в такое ложное положение, и меня огорчает, что новая печаль легла на тебя благодаря ей! Что бы сказал твой отец обо всем этом? Мы были слишком добры и слабы по отношению к семье, а должны были бы во многих случаях приструнить молодых. Пожалуйста, если только будет возможно найти случай поговорить с Дмитрием о его похождениях в городе, в такое время. Может быть, это нехорошо, но я надеюсь, что Петя не даст развода. Это может показаться жестоким, я не хочу быть такой, так как нежно люблю Ольгу, но я прежде всего думаю о тебе и о том, что она заставляет тебя нехорошо поступать.

Чудное солнце. Надеюсь, оно будет светить и на твоем пути. Пожалуйста, передай от меня привет графу Келлеру, спроси о его сыне…» [450]

Великий князь Михаил Александрович отправился на очередную встречу с «венценосным» братом, который делал смотр войскам. Император Николай II записал 28 марта 1916 г. в дневнике:

«Утро было ясное и теплое, воздух был совсем весенний. Гулял на некот. станциях. После завтрака заволокло небо и полил дождь. В Проскурове видел 6-й эскадрон л. – гв. Конного полка, кот. едет на Северн. фронт. От Проскурова до Каменец-Под[ольского] поезд тащился черепашьим ходом, т. к. дорога недавно построена. Целый [день] читал и окончил “Le parfum de la dame en noir”. По окончании обеда прибыл в Каменец-Подольск. Брусилов и поч. караул от 1-го Заам[урского] пех. полка. Поговорил с Брусиловым и затем видел Мишу. Лег спать пораньше» [451].

В дневнике великого князя Михаила Александровича также нашла отражение встреча с Государем Николаем II, который в очередной раз появился на фронте:

«28 марта. Понедельник.

Отъезд из м. Копычинце в Каменец.

Утром читал. К завтраку приехал кн. [К.С.] Бегильдеев и сестра гр. Игнатьева (рожд. Охотникова). В 2 ч. 40 м. в 2-х автомобилях мы поехали в Каменец, ехали через Шманьковчики, Лосяч, Скала, Гусятин. От Гусятина дорога плохая до самого Каменца. Мы приехали в 6 ½ , и сели в наш вагон. Вскоре я сделал визит ген[ерал]-адъ[ютанту] [А.А.] Брусилову, кот[орый] находился рядом в своем вагоне. В 8 ч. мы пообедали в вагоне же. В 8 ½ приехал Ники. Около 10 ч. я зашел к нему, был также у [В.Б.] Фредерикс. Ларька [Воронцов-Дашков] приехал только вечером, т. к. заезжал в Высучку. Погода была отвратительная, холод, дождь и сильнейший ветер. Веч[ером] шла крупа. Проехали около 70 в[ерст].

29 марта. Вторник.

Переезд из Каменца в Новое Поречье, что к северу от Городка (Под[ольской] губ.).

В 9 ч. я пошел проститься с Ники. Он сегодня сделал смотр около Хотина. В 12 ½ мы позавтракали в нашем вагоне, а затем [Я.Д.] Юзефович, [Н.А.] Врангель и я поехали на двух автомобилях по Проскуровскому шоссе до Ярмолинце, там свернули на запад по шоссе на Гусятин, – не доезжая Городка, сели в экипажи и поехали в имение (неизвестного) Никитика; до усадьбы ехали 7 в[ерст]. Приехавши, пили чай. Штаб уже весь приехал сюда. Дом большой каменный, белый, двухэтажный с довольно большим парком. Мы прошлись по саду. Обедали в 8 ½ . Погода была утром отвратительная, дождь при сильном холодном ветре, а к вечеру стала лучше, и солнце появилось, но было холодно.