Яна Рудковская - Исповедь «содержанки», или Так закалялась сталь

Затем мы долго разговаривали, обсуждая, как нам жить дальше и что делать. Дима все время повторял, что не представляет себе, как он будет обходиться без Юрия Шмильевича, ведь Айзеншпис опекал его не хуже родного отца. А Елену Ковригину, которая сразу же выразила желание принять дела своего покойного мужа, Дима даже не знал. Но понимал, что без Айзеншписа будет все иначе. И Дима впервые попросил меня не оставлять его. Я смотрела в его глаза, сердце сжималось от жалости, но я слабо представляла себе, чем же я могу помочь этому человеку. Пообещала посоветоваться с мужем.

На том мы и расстались в этот день. Однако мы оба ошибались, думая, что смерть Айзеншписа будет самым сложным испытанием в Диминой и моей судьбе. Самое трудное нас ожидало после…

Я и многие другие оценили, насколько мужественно вел себя Дима на церемонии RMA. Если кто-то из вас когда-либо терял родных и близких, то вы поймете, чего ему стоило выйти в тот день и профессионально отработать на празднике, где никому не было дела до чужих страданий.

Понимая, что психологическая нагрузка была слишком велика, можно было бы предположить, что Дима возьмет небольшой отпуск или несколько дней отгулов, чтобы немного прийти в себя. Однако так думала, видимо, только я одна. Уже через пару дней после похорон меня всерьез напугал звонок от Димы, который сообщил мне следующее:

– Меня вызывала Елена Ковригина. – Голос его срывался. – Говорит, что я должен отработать шестьдесят концертов, за которые Юрий Шмильевич якобы уже взял предоплату.

– Подожди, – озадаченно пробормотала я. – Какие шестьдесят концертов, какая предоплата? Ты же сотрудничал с Юрием Шмильевичем? Причем тут Елена Ковригина?

– Ох, – вздохнул Дима. – Она возглавит продюсерский центр, с которым я якобы подписал контракт. Но я ни с какими центрами контрактов не подписывал. Я подписывал контракт с Юрием Шмильевичем…

– Ничего не понимаю…

– И я ничего не понимаю, – продолжал Дима. – Она сказала мне про какие-то права на мой псевдоним «Дима Билан», про эти шестьдесят концертов. Но это неважно… Яна… Это не мои люди, понимаешь? Мне с ними не по пути. Они абсолютно чужие, в них нет ни малейшего намека на творчество.

– А отказаться ты можешь? – спросила я.

– Но как? – Дима был в отчаянии. – Я живу на съемной квартире, сбережений у меня немного и хватит ненадолго. А мне еще семью кормить (Дима регулярно посылал деньги родным. – Прим. авт.). Машину – и ту по доверенности вожу, хотя я деньги за нее заплатил… Считай, что она больше не моя, я же не наследник.

– М-да, дела, – протянула я, все еще не зная, что предпринять.

– Яна, – снова спросил Дима. – Что же мне делать?

– Дима, – ответила я. – Ты, пожалуйста, только не волнуйся, хорошо? Я перезвоню тебе через пару часов…

Дима не лгал. Юрий Шмильевич – и об этом мало кто знал, – несмотря на свою заботу, старался держать Диму буквально в ежовых рукавицах и стремился, чтобы наличные деньги к Диме в руки не попадали. Специально для Димы он завел счет, куда переводил его гонорары, но на этом счету к моменту нашей проверки (это было много позже) денег не оказалось. Куда они делись – можно было только гадать.

Я повесила трубку и подумала о том, что продюсерский центр уж слишком торопится предъявить Диме претензии. К чему терзать человека, который и без того находится на грани отчаяния, тем более, сразу после похорон? Вот этого я не пойму никогда: «Ничего личного, просто бизнес».

Я позвонила Виктору Николаевичу и попросила его приехать. К моему удивлению, он моментально оценил ситуацию и тут же согласился это обсудить. Мы встретились с ним в кафе Vogue на Неглинке, что рядом с моим салоном.

– Дима не раб и не обязан делать то, к чему его принуждают, – заявил Батурин. – Ну и что, что он работал с Юрием Шмильевичем? Контракт теряет силу сразу же после смерти одной из сторон. Поэтому я предлагаю следующее…

И Виктор Николаевич изложил мне небольшой план, по которому предлагал выплатить все неустойки по концертам Димы при том, что эти концерты Дима отрабатывать не будет.

Через пару часов, как и обещала, я перезвонила Диме и пригласила его в ресторан. Когда Дима подъехал, мы с Виктором Николаевичем дали ему подробные инструкции – открыли Гражданский кодекс, объяснили, каким образом и при каких условиях Дима может отказаться от сотрудничества с Еленой Ковригиной, если хочет. Предложили погасить все неустойки по концертам, которые были запланированы Юрием Шмильевичем с участием Димы. И главное – обговорили с Димой, что именно и в каких случаях он должен говорить.

Когда Дима пришел в офис продюсерского центра «Star Pro», который теперь возглавляла Елена Ковригина и объявил ей, что погасит все неустойки по концертам, но дальнейшее сотрудничество прекращает, Ковригина была в ярости:

– Я тебя засужу, понял?! – Таков был ее вердикт, и, как выяснилось позже, она готова была привести «приговор» в исполнение.

Оказывается, юристы продюсерского центра задним числом организовали ей бумаги, по которым Юрий Шмильевич передал ей все контракты, поскольку она была совладельцем одной из его компаний. Что, к слову, было маловероятно, поскольку Юрий Шмильевич почти никогда не посвящал Елену в свои дела. Таким образом, он не мог передать ей по новому контракту своих артистов. Точно так же, как не мог передать по наследству артистов своему сыну Мише.

Тем не менее, маховик был запущен. В адреса известных теле– и радиостанций полетели письма с требованием убрать из эфира все песни и клипы Димы Билана якобы потому, что права на Диму принадлежат компании «Star Pro», а Дима от сотрудничества отказывается. Со всех сторон Диму и меня поливали грязью, обвиняя чуть ли не в наркомании, в предательстве памяти Юрия Шмильевича, в срыве двадцати пяти концертов (мы заплатили неустойки только по тем выступлениям, которые были документально оформлены), в черной неблагодарности по отношению к Айзеншпису, который вложил «все свои деньги» в раскрутку бренда «Дима Билан». Пресса запестрела заголовками вроде «Дима Билан уходит из жизни», «С кем же останется Витек» (настоящее имя Димы Билана – Виктор. – Прим. ред.). Диме в скором времени предрекали полное забвение, почти такое же, что и ребятам из бывшего дуэта «Smash!», но при гораздо более скандальных обстоятельствах.

И мне, и Диме в новинку было такое отношение. Особенно тяжело приходилось Диме, которого до этого, в основном, хвалили. Представьте себе, открывая каждый день прессу, мы читали о себе примерно следующее: «Билан предал мертвого Айзеншписа» или «Парня вытащили из Кабардино-Балкарии, показали кусочек того яркого мира, где кругом поклонницы и вспышки фотокамер. И что теперь?». При этом в прессе Елену Ковригину «невзначай» назвали даже Еленой Айзеншпис, что было вдвойне неприятно, поскольку Юрий Шмильевич не оформил отношений с этой женщиной, дав свою фамилию только сыну Мише.