Яна Рудковская - Исповедь «содержанки», или Так закалялась сталь

Виктор Николаевич старался сделать все для того, чтобы я как можно реже общалась с мальчиками. Когда же я приходила, общение происходило в его присутствии и с его комментариями – многие из этих реплик в мой адрес были откровенно оскорбительными. Выдержать такое чрезвычайно сложно.

День 26 декабря 2007 года начался с того, что мне позвонила няня Андрюши и сообщила: ребенок очень сильно простудился и заболел, у него высокая температура.

– Врача вызвали? – с тревогой осведомилась я.

– Нет, – растерянно пробормотала няня.

– Так вызывайте! – закричала я.

– А Виктор Николаевич? – робко спросила няня.

– Я сама вызову врача! Я сейчас приеду! – И, не кладя трубку, бросилась собираться…

– Виктор Николаевич не давал указаний, – печально сказала мне няня…

– Как это не давал? Вам не давал? – Внутри все клокотало от гнева. Мне кажется, я готова была разорвать на клочки любого, кто встанет между мной и детьми. – Я приеду, слышите?! Я сейчас приеду!!! Так ему и передайте!

Вызвав семейного врача, я вскочила в свою машину – охраны в тот день не было – и помчались в Жуковку.

Ужас ситуации заключался в том, что как только я подъехала к поселку, то очутилась перед закрытым шлагбаумом, который мне никто не спешил открывать.

– Въезд на территорию запрещен! – равнодушно сообщил мне охранник.

– Вот мои документы, – кричала я в исступлении, показывая свои водительские права. – Вы же меня знаете, пустите меня!

– Въезд на территорию запрещен! – монотонно, как робот, повторял служивый.

– У меня ребенок болеет! Пустите, пожалуйста, это очень срочно! – умоляла я…

Ответа не последовало.

Мне не хватало воздуха, в глазах темнело, я понимала лишь одно – это уже слишком. Так не может быть. Я должна видеть своих детей. Сейчас. Немедленно. В слезах я набрала номер своего адвоката, Татьяны Лазаревны:

– Татьяна Лазаревна, что мне делать? Андрюша заболел! Мне нужно ехать к нему! А меня не пускают! – навзрыд плакала я в трубку.

– Значит так поступим, – сразу оценила обстановку адвокат. – Сейчас ничего не делаете, разворачиваетесь и возвращаетесь обратно в город. Встретитесь с моими помощниками, я их вызову, они знают, как действовать в подобных случаях.

С помощниками адвоката – Леной и Славой – мы встретились через час в одном из кафе. Слава принес с собой видеокамеру.

– А это зачем? – показала я на видео.

– Будем все фиксировать, – пояснил Слава.

– Но разве это возможно? – испугалась я.

– Это необходимо, – убеждал меня Слава. – Иначе вы ничего никому никогда не докажете. Вы хотите видеть своих детей?

– Хочу, – тихо ответила я.

– Значит, едем вместе, – веско заметил Слава и, увидев мое замешательство, уточнил. – Так, что? Поехали?

Еще через час мы снова подъехали к Жуковке, куда нас снова не пустили. Оставив машину на подъезде к поселку, мы пошли к дому пешком – и тут нам абсолютно точно никто не мог препятствовать. Слава снимал каждый наш шаг на видео и попутно комментировал увиденное.

Через несколько минут мы добрались до дома. Виктор Николаевич был на месте и ждал нас – охрана уже сообщила ему о том, что мы приезжали. Подойдя к калитке и внимательно посмотрев на Лену и Славу, он сквозь зубы процедил:

– Журналистов с собой притащила?

Лена пояснила, что она не журналист, а мой представитель. Слава, собственно – тоже. Выругавшись, Виктор Николаевич предложил:

– Ты можешь зайти, но одна, без этих… – Он показал рукой на моих спутников. – И запомни: если ты зайдешь, ты уже отсюда не выйдешь.

Такое мне даже в страшном сне присниться не могло.

– Зачем я вам, Виктор Николаевич? – Я была ошарашена.

Напомню, что к тому времени Виктор Николаевич уже представил всем свою новую невесту Илону и даже заявил, что не против завести еще одного ребенка. Похоже, его ситуация не смущала. Очевидно, это был какой-то странный блеф, целей которого я не знала.

– Ну, как хочешь, – ответил Батурин, снова выругался и вернулся в дом. Калитка по-прежнему была закрыта.

Подошли охранники.

– Все, концерт окончен, – грубо заявил один из них, и бригада начала оттеснять нас от забора. Я плакала и кричала, звала сыновей, но парней это, по-видимому, не останавливало. Схватка продолжалась минут двадцать или тридцать.

Мы вызвали милицию. Милиция приехала. Наскоро оценив ситуацию, нам заявили, что прямо сейчас сделать ничего не могут, но предложили проехать и написать заявление, что мы и сделали. К сожалению, в этот день мы действительно ничего не могли предпринять.

По приезде в город я позвонила врачу узнать о состоянии Андрюши. От врача я получила ответ, что его не пустили в дом.

– Как?! – закричала я и снова заплакала. – Как не пустили?

– Вот так, – был ответ.

На следующий день, 27 декабря, я взяла с собой не только адвокатов, но и маму – поскольку она врач. Если уж не пустили на порог чужого человека – врача, то родного человека могут пустить? Ведь Андрюше нужна медицинская помощь.

Виктора Николаевича не было дома, но, видимо, он не успел далеко отъехать – буквально через полчаса он вернулся. Дом нам никто не открывал, хотя там были и няни, и дети, которым, по-видимому, запретили подходить и к двери, и к телефону.

Приехав, Батурин вместе с охраной подошел к калитке, грубо оттолкнув нас, вошел и защелкнул замок.

– Витя, пусти мою маму, она же врач! – попросила я.

Батурин никак не отреагировал. В этот момент я увидела, как из-за стеклянной двери на меня смотрят детские глазенки: это был Коленька.

– Коленька! – истошно закричала я и рванула калитку. Калитка не поддавалась. Не помня себя, я вцепилась в ажурный забор и полезла через него, рыдая и повторяя: – Коленька… Коленька… Коленька!

– В считанные секунды я преодолела препятствие и спрыгнула на землю перед домом.

Батурин стремительно влетел в дом и, захлопнув дверь, оттащил от нее ребенка. Я бросилась к двери.

– Коленька! – уткнулась я лицом в деревянные доски. Слезы текли рекой… – Коленька, Андрюшенька… Деточки мои… – Я уже не кричала, просто шептала, понимая, что никто не впустит меня, а дверь сломать мне не удастся. Так продолжалось, не помню сколько, мне потом рассказали, что около десяти минут.

– Яна Александровна, давайте мы вызовем милицию, – осторожно окликнула меня Лена.

Я очнулась.

– Да, вызывайте, – надтреснутым голосом попросила я, и вдруг что-то снова накатило. – Виктор, да выпусти же меня отсюда! – В ярости я треснула кулаком по двери, призывая Батурина если не к жалости, то хотя бы к здравому смыслу.

– Вот как залезла, так и вылезай, – последовал ответ из-за дубовой двери.

В тот день с нами был охранник. Назад через забор я перелезала минут пять, не меньше. До сих пор удивляюсь, откуда у меня до этого взялось столько сил – буквально в секунды перемахнуть через железную изгородь. Видимо, я находилась в состоянии аффекта. Кое-как спрыгнув обратно, я подоспела уже фактически к приезду милиции.