Мэри Роуч - Кадавр. Как тело после смерти служит науке

Как многие толстые мужчины в Теннесси, этот одет в удобную одежду: на нем тренировочные штаны и футболка с карманом. Арпад объясняет, что этот человек одет, поскольку один из студентов изучает влияние одежды на процесс распада тел. Обычно тела голые.

Труп в тренировочных штанах прибыл сюда последним. Он будет представлять для нас первую стадию распада тела — «свежее» тело (как бывает свежей рыба, но не как свежий воздух; принюхиваться мне не хотелось). Отличительным признаком первой стадии разложения является процесс, называемый автолизом, или саморазложением. Человеческие клетки содержат ферменты, расщепляющие различные молекулы, чтобы получать из них необходимые для организма вещества. Когда человек жив, эти ферменты находятся под контролем и не могут расщеплять стенки клеток организма. После смерти ферменты начинают действовать бесконтрольно и разрушать различные клеточные структуры, в результате чего содержимое клеток начинает вытекать.

«Видите кожу на пальцах рук? — спрашивает Арпад. Два пальца мужчины напоминают пальцы бухгалтеров и клерков в резиновых напальчниках. — Выходящая из клеток жидкость проникает между слоями кожи и разрыхляет их. Затем кожа начинает отторгаться». Служители моргов называют это по-другому, они говорят, что «кожа соскальзывает». Иногда отслаивается кожа со всей руки. У служителей моргов нет для этого специфического термина, а у криминалистов есть. Это называют «снятием перчатки».

«По мере продолжения процесса с тела отслаиваются огромные куски кожи», — говорит Арпад. Он задирает майку, чтобы посмотреть, не отслаиваются ли действительно куски кожи. Нет, этого пока не происходит, что нормально.

Кое-что еще идет по плану. В пупке у мужчины видны крупинки риса. Но рис обычно не шевелится. Это не может быть рисом. И это не рис. Это молодые мушки. У энтомологов для них есть название, но это ужасное, оскорбительное слово. Давайте не будем произносить слово «опарыш». Давайте употребим симпатичное слово. Назовем их личинками.

Арпад объясняет, что мухи откладывают яйца в отверстия тела: глаза, рот, открытые раны, гениталии. В отличие от более взрослых и более крупных личинок, мелкие не могут получать питание через человеческую кожу. Я допускаю ошибку, спрашивая Арпада о том, во что эти личинки превращаются потом.

Арпад подходит к левой ноге трупа. Она синеватая, а кожа на ней прозрачная. «Видите их под кожей? Они едят подкожный жир. Они любят жир». Я их вижу. Они находятся друг от друга на некотором расстоянии и медленно перемещаются. Это похоже на дорогую рисовую бумагу из Японии. Я настойчиво говорю это самой себе.

Давайте вернемся к процессу разложения. Жидкость, высвобожденная из поврежденных ферментами клеток, прокладывает себе путь по телу. Достаточно скоро она входит в контакт с живущими в организме бактериями — основной движущей силой гниения. Эти бактерии есть и в живых организмах: в кишечнике, в легких, на коже, то есть в тех участках, которые находятся в контакте с внешней средой. Для наших одноклеточных друзей начинается роскошная жизнь. Они уже воспользовались прекращением работы иммунной системы человека, а теперь вдруг они захлебываются в обилии пищи, поступающей из лопнувших клеток выстилки кишечника. Это какой-то съедобный дождь. И как всегда бывает в период процветания, население растет. Некоторые бактерии мигрируют к дальним участкам тела, путешествуя, как по морю, по той же самой жидкости, которая их кормит. Вскоре бактерии распространяются повсюду. Мы подходим ко второму этапу процесса разложения — вздутию.

Жизнь бактерий строится вокруг еды. У бактерий нет рта, пальцев или микроволновой печки, но они едят. Они переваривают. Они выделяют экскременты. Подобно нам, они расщепляют пишу на более простые компоненты.

У нас в желудке ферменты расщепляют мясо до отдельных белков. Бактерии в нашем кишечнике расщепляют эти белки на аминокислоты; они «подбирают» то, что мы «отдаем». Когда мы умираем, они доедают то, что мы им дали, и начинают есть нас самих. И, как и при нашей жизни, они выделяют газ. Кишечные газы являются продуктом метаболизма бактерий.

Разница в том, что пока мы живы, мы выделяем газы. У мертвых мышцы и сфинктеры не работают, и трупы не выделяют газы. Не могут. Поэтому газ накапливается, и живот раздувается. Я спрашиваю Арпада, почему газ в один прекрасный момент не выходит сам собой. Он объясняет, что тонкая кишка практически слипается, перекрывая выход. Или, возможно, «что-то» блокирует выход. «Впрочем, — продолжает он нехотя, — иногда неприятный дух выходит, то есть, можно сказать, что мертвые все же пукают».

Арпад указывает мне дорогу. Он знает, где найти хороший пример для иллюстрации этой стадии.

Рон по-прежнему остается у входа, добровольно занимаясь техническим осмотром газонокосилки и не имея никакого желания изучать вид и запах мертвых тел на лужайке. Я зову его последовать за нами. Мне нужна поддержка, мне нужен кто-то еще, кто-то, кто не видит таких вещей каждый день. Рон приближается, внимательно разглядывая свои ноги. Мы проходим мимо скелета ростом под два метра, одетого в тренировочные штаны и красную толстовку с эмблемой Гарвардского университета. Рон не поднимает глаз от своих кроссовок. Мы проходим мимо женщины, чей объемный бюст полностью разложился и осталась только кожа, так что создается впечатление, что у нее на груди лежат плоские фляжки с жидкостью. Рон смотрит на кроссовки.

Арпад сообщает, что вздутие наиболее сильно проявляется в области живота, где сконцентрировано наибольшее количество бактерий, но встречается также и в других участках, в частности в области рта и гениталий.

«У мужчин и пенис, и особенно яички могут раздуваться очень сильно».

«Насколько сильно?» (Простите меня.)

«Ну, не знаю. Сильно».

«Как теннисный мяч? Как арбуз?»

«Ох, как теннисный мяч».

Арпад Васс обладает безграничным запасом терпения, но, кажется, мы дошли до предела.

Арпад продолжает свой рассказ. Выделяемый бактериями газ раздувает губы и язык, иногда до такой степени, что язык вываливается изо рта. Как в мультфильмах, но по-настоящему. Глаза не раздуваются, поскольку жидкость из них давно вытекла. Глаза ушли. По-настоящему, но как в мультфильмах.

Арпад останавливается и смотрит вниз: «Вот это вздутие». Перед нами человек с раздутым туловищем. По объему оно больше напоминает труп коровы. Паха не видно — всю эту область заполнили насекомые, как будто на теле что-то надето. Также скрыто и лицо. Личинки на две недели старше тех, что мы видели у подножия холма, и гораздо крупнее. Там их можно было сравнить с крупинками сухого риса, а здесь они больше похожи на вареный. Они и ведут себя как слипшийся рис: единая влажная масса. Если подойти к трупу на расстояние одного или двух шагов (честно говоря, не рекомендую), можно услышать, как они едят. У Арпада есть свое название для этого звука: «рисовые хлопья». Рон хмурится; он любит рисовые хлопья.