Мэри Роуч - Кадавр. Как тело после смерти служит науке

Поскольку человек был закопан целиком, Эвансу приходилось три или четыре раза брать лопату и перекапывать кучу, чтобы обеспечить доступ воздуха. Вот почему Вииг-Масак планирует разбивать тела ультразвуком или механическим способом. Маленькие кусочки легче насыщаются кислородом и поэтому быстрее превращаются в компост, и могут сразу использоваться для посадки растений. Тут, кроме того, делается попытка сохранить достоинство человека и решить задачу наиболее эстетичным образом. «Тело, превращаемое в компост, должно быть неузнаваемым, — сообщает Вииг-Масак. — Оно должно быть раздроблено на мелкие фрагменты. Можете себе представить, что кто-то за семейным обедом говорит: „Иди, Свен, твоя очередь переворошить маму“?»

Конечно, Эванс осуществил процесс не особенно деликатно. «Там было трудно находиться, — признался он. — Я думал о том, что я здесь делаю. Я просто надевал шоры и шел к яме».

«Компостному парню» понадобилось полтора месяца, чтобы полностью превратиться в почву. Эванс был доволен результатом, который он описывал, как «по-настоящему темный, богатый материал с высокой гигроскопичностью». Он предложил прислать мне образец, но не знал, разрешено это или нет. (Для перевозки незабальзамированных трупов по Америке требуется специальное разрешение, но ничего не сказано о закомпостированных трупах; мы решили, что лучше не посылать.) Эванс обрадовался, когда к моменту окончания процесса на поверхности компостной кучи появились здоровые побеги сорняков. Его беспокоило присутствие в теле некоторых жирных кислот, которые, если их не расщепить до конца, могут оказаться токсичными для корней.

В конечном итоге, правительство Гаити вежливо отклонило предложение Эванса. Правительство Китая заинтересовалось возможностью превращения человеческих тел в компост как альтернативой сжиганию тел в открытой яме (в этом проявилось либо желание выказать заботу о состоянии окружающей среды, либо желание сэкономить деньги, поскольку навоз дешевле угля). Эванс со своим научным руководителем Арпадом Вассом подготовил бумагу о практических преимуществах превращения тел в компост («материал легко использовать для сельскохозяйственных работ в качестве удобрения»), но на этом переписка закончилась. Эванс планирует начать работу с ветеринарами на юге Калифорнии, чтобы предложить компостирование в качестве альтернативного метода захоронения домашних животных. Подобно Вииг-Масак, он считает возможным посадить на компосте деревья или кусты, которые будут вбирать в себя молекулы умерших существ и станут живыми памятниками. «Таким образом, — говорит он мне, — наука подходит к решению вопроса о реинкарнации».

Я спрашиваю Эванса, планирует ли он заняться похоронным бизнесом. Он отвечает, что в моем вопросе, на самом деле, содержатся два вопроса. Если бы я спросила, хочет ли он сделать компостирование тел доступным для всех людей, он бы ответил утвердительно. Но он не уверен, что хочет, чтобы эта технология внедрялась через похоронные бюро. «Одна из причин, которая заставила меня заняться этим делом, заключается в неприятии современной похоронной индустрии, — говорит он. — Человек не должен платить безумные деньги, чтобы умереть». В конце концов, он считает возможным распространять новую технологию, создав собственную компанию.

Тогда я спрашиваю, как бы он взялся за это дело. Он считает, что нужно заинтересовать кого-то из знаменитостей. Он надеется, что кто-то вроде Пола Ньюмана [65]или Уоррена Битти сделает для дела компостирования тел то, что Тимоти Лири сделал для космических похорон. Поскольку в то время Эванс жил в Лоуренсе, штат Канзас, он попытался связаться с умирающим Уильямом Берроузом, также жителем Канзаса, поскольку считал его достаточно эксцентричным, чтобы эта идея могла его заинтересовать. Однако ответа не получил. В конечном итоге он попытался все же связаться с Полом Ньюманом. «Его дочь содержит конюшню и помогает в реабилитации детям-инвалидам. Я подумал, что мы могли бы использовать лошадиный навоз, — сказал Эванс. — Возможно, они решили, что я какой-то чудак». Эванс не чудак. Он просто умудряется свободно рассуждать на ту тему, которой большинство людей предпочитают не касаться вовсе.

Научный руководитель Эванса, Арпад Васс, так подвел итоги: «Компостирование — замечательная возможность.

Я только думаю, что менталитет населения этой страны еще не готов ее воспринять».

Менталитет шведов, пожалуй, более подходящий. Идея о продолжении жизни в виде ивового дерева или куста рододендрона вполне может быть воспринята нацией садовников и велосипедистов. Я не знаю, какой процент шведов имеет собственные сады, но растения, кажется, играют в их жизни очень важную роль. На входе в шведские офисы вы найдете целые леса крошечных горшечных деревьев. В одном придорожном ресторане в Ионкопинге я видела фикус, растущий внутри вращающейся двери. Шведы народ практичный, они ценят простоту и питают отвращение к финтифлюшкам. На табличке на входе в резиденцию короля Швеции просто выбита его печать; издали эта табличка выглядит как листок кремовой бумаги. В гостиничных номерах есть все необходимое, но ничего лишнего [66]. Здесь имеется один блокнот для записей, а не три, а конец туалетной бумаги не загнут привычным треугольником. Так что заморозка и высушивание тела, упаковка в гигиеничный пакетик компоста и превращение в растение вполне соответствуют шведской этике.

Это не единственное обстоятельство, которое делает Швецию первым кандидатом на внедрение технологии компостирования тел. Крематории Швеции попали под удар природоохранного законодательства в связи с испарением газообразной ртути из зубных пломб, и многим из них в ближайшие два года придется произвести серьезную и дорогостоящую модернизацию. Вииг-Масак заявляет, что покупка ее технологии для многих из них обойдется дешевле, чем модернизация существующих предприятий в соответствии с новым законодательством. А захоронение в землю здесь непопулярно уже многие годы. Вииг-Масак объясняет, что шведы ненавидят захоронение по той причине, что в Швеции вы должны делить могилу с кем-то еще. Через 25 лет после захоронения могилу вскрывают, и «человек в газовой маске», как уточняет Вииг-Масак, поднимает гроб, углубляет могилу и на ваш гроб ставит чей-то еще.

Нельзя сказать, что технология Promessa принимается всеми без возражений. Вииг-Масак приходится убеждать специалистов, для которых компостирование людей станет ежедневной работой: директоров похоронных бюро, изготовителей гробов, специалистов по бальзамированию. Вчера она выступала перед представителями церковных приходов Йонкопинга. Этим людям придется заботиться о персональных мемориальных деревьях в церковных парках. Пока она говорила, я искала на лицах ухмылки или вытаращенные глаза, но ничего подобного не обнаружила. Большинство комментариев были позитивными, однако судить об этом трудно, так как они делались на шведском, а мой переводчик-синхронист, как выяснилось, никогда раньше не выполнял синхронного перевода. Он частенько поглядывал на листок клетчатой бумаги, на котором был составлен список слов, относящихся к похоронному делу и компостированию, на английском и на шведском. Присутствовавший в аудитории лысый господин, одетый в темно-серый костюм, заметил, что компостирование лишает человека его человеческой сущности. «Так мы становимся похожими на какое-то умершее в лесу животное», — сказал он. Вииг-Масак ответила, что она рассматривает только вопросы, касающиеся тела, а со всеми вопросами, относящимися к духу или душе, следует, как это всегда было, обращаться в ритуальную службу, которую выберет семья покойного. Кажется, задавший вопрос ответа не услышал. «Посмотрите вокруг, — сказал он. — Неужели вы не видите ничего, кроме сотни упаковок удобрений?» Мой переводчик прошептал, что этот человек является директором похоронного бюро. На конференции присутствовали трое или четверо представителей похоронного бизнеса.