Андрей Кокорев - Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Правила перевоза покойных с театра военных действий, установленные Министерством внутренних дел, предписывали обязательное соблюдение нескольких условий. Прежде всего останки, извлеченные из военного захоронения, по указанию врача подвергали дезинфекции и помещали в металлический гроб, который немедленно запаивали. Затем его заключали в другой ящик – металлический или деревянный, сделанный из просмоленных досок. В пространство между ними засыпали негашеную известь.

Поскольку с началом войны запасы листового цинка очень быстро истощились, стоимость цинкового гроба, по словам доктора С. В. Пучкова, заведовавшего Братским кладбищем, подскочила до 250 рублей. По его же свидетельству, в большинстве случаев стали использовать деревянные гробы, обитые внутри цинком, а снаружи оцинкованным железом и запаянные по шву оловом.

После подготовки останков к транспортировке от воинского начальника, заведовавшего перевозками, следовало получить разрешение на провоз гроба по железной дороге. Также необходимо было договориться о сопровождающем. Как правило, им был солдат из той части, в которой служил погибший офицер.

Такой провожатый играл важную роль, поскольку в пути могли возникнуть всякие коллизии. Примером служит конфликт, возникший при перевозке тела штабс-капитана А. И. Калачева, бывшего сотрудника «Московских ведомостей». Семья прапорщика Рунова, также ожидавшая на Александровском вокзале прибытие гроба, заявила, что это их покойник и они его забирают. Провожатый, по всей видимости, не смог объяснить, кого из офицеров он сопровождает. Из-за этого трагический спор продолжался до тех пор, пока следующим поездом не приехала вдова Калачева.

«Дорого стоит разрытие могил с соблюдением всех требований, указанных в правилах министра внутренних дел, – отмечал доктор Пучков, – поэтому часто приходится откладывать перенесение праха до окончания войны».

Дороговизна, конечно, важный фактор, но все же следует учитывать и тот факт, что экспедиция на фронт за телом погибшего требовала в первую очередь личного мужества и крепких нервов. Иллюстрацией тому служит история поездки помощника присяжного поверенного Емельянова в Люблинскую губернию на поиски останков родственника – офицера Карцелли. Вместе с ним на местах боев искал тело брата московский инженер Корнилов. Рассказ об этом был опубликован на страницах газеты «Утро России»:

«…Инженер Корнилов имел довольно точные сведения о том, где именно похоронен его брат. Товарищи покойного прислали целый план местности, но, тем не менее, найти тело погибшего было не так легко.

В. К. Васильев (Челли)

Инженер, несмотря на всю тщательность своих поисков, брата не нашел и помчался догонять его полк, ушедший далеко в пределы Австрии. С большим трудом догнав полк, инженер узнал несколько новых подробностей относительно места, где был зарыт его брат. Инженеру в деталях описали местность, бугорок, на котором были вырыты могилы павших в том же бою русских, и т. д. И между прочим, обратили внимание на то, что над могилой Корнилова поставлен крест, скрепленный солдатской вилкой и обвязанный веревочкой.

Денщики везут тела своих офицеров из Львова в Москву

Вернувшись в Люблин, инженер захватил гроб и снова выехал на поиски. Эта поездка и была совершена вместе с Емельяновым.

На полях битвы под Травниками и Высокой (до Высокой пришлось ехать 50–60 верст на фурманке) масса братских могил. Большие холмы, увенчанные крестами из березовых палок. На некоторых надписи, из которых узнаешь о том, что погребено “100 нижних чинов и три офицера”, “триста нижних чинов и три офицера” и т. д. В нескольких могилах, не помеченных надписями, находили трупы австрийцев. Трупы зарыты не глубоко. Немного пороешь, и показываются желтые башмаки, синие шинельки.

Поиски трупа Карцелли были безнадежны. Его не удалось найти ни в братских могилах, ни в офицерских. Емельянов потерял всякую надежду чего-либо добиться, тем более что из полка, откуда были получены сведения о смерти в бою Карцелли, никаких указаний на место его погребения сделано не было. Емельянов собрался уезжать, но инженер надежды не терял и с рвением искал брата.

Место его погребения, указанное товарищами, было найдено, но на нем не было и следа могилы. Кругом лежало ровное вспаханное поле.

Случайно на этом поле нашли березовую палку, с одной стороны заостренную и имевшую в середине выемку со следами дырок, как бы сделанных гвоздями. Вспомнив рассказ о том, что крест на могиле капитана Корнилова был скреплен солдатской вилкой, примерили такую вилку к дырочке. Подходила… Поиски продолжили.

Нашли вторую перекладину со следами таких же дыр и с остатками веревочки. Сомнений больше не было – крест с могилы.

Начали осматривать поле. В одном из углов оно имело несколько небольших возвышений. Обратили внимание, стали рыть и на глубине не более аршина наткнулись на труп капитана Корнилова…

Он, как и рассказывали товарищи, был завернут в брезент от австрийской палатки. Развернули. Инженер узнал брата – он вполне сохранился. Больше поразила одна подробность – вывернутые и опустошенные карманы…

Вообще, по словам Емельянова, мародеры работали вовсю. Такие вывороченные карманы чуть ли не у всех виденных им трупов. По словам местных жителей, это “работали” австрийские санитары. (…)

Вернувшись сюда в Москву из своей безрезультатной поездки, Емельянов на другой день получил телеграмму из Женевы, извещавшую его о том, что, по сведениям, наведенным при посредстве бюро военнопленных, Карцелли жив, здоров и находится в плену в Венгрии…»

Проводив павшего в бою воина в последний путь, некоторые из москвичей старались увековечить память о герое. Так, отец корнета А. Г. фон Кеппена назвал именем сына госпиталь на 25 раненых, открытый им на Ново-Басманной улице. Родные и друзья В. К. Васильева-Челли устроили посмертную выставку его работ. Сбор от нее поступил на учреждение лазаретной койки имени художника.

Из альбома покойного В. К. Васильева (Челли)

Родители М. и А. Катковых приняли на себя обязанность по возведению церкви на Братском кладбище. При этом они выдвинули условия: закладка храма должна состояться в годовщину гибели их детей – 6 августа 1915 года и два его придела будут названы во имя Архангела Михаила и Андрея Первозванного.