Лев Мечников - Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель

Кстати, о батальонах Надежды вообще. Батальоны эти состоят из мальчиков, которых даром учат военным хитростям. Они очень распространены в Италии, но в Вольтерре они, вероятно, не были бы надеждой г. Витти. Странно, что Италия так скоро успела забыть, что батальоны, сражавшиеся при Милаццо и при Вольтурно [250] Сражения, выигранные гарибальдийцами во время похода Тысячи в 1860 г. против бурбонских войск. , не умели ходить в ногу. Военная лихорадка – болезнь, как видно, заразительная, и немудрено, что бонапартовские агенты завезли ее и в Италию. Впрочем, тут все эти батальоны – лафариньянская пародия проекта Гарибальди всенародного вооружения.

В Вольтерре вечный антагонист Витти, Ингирами, хотел было, по образцу батальона Надежды, учредить батальон Софии , с тем, чтобы послать его на помощь разбойникам в северные неаполитанские провинции. Проект этот было однако не легко исполнить и вовсе не безопасно, а потому вольтерранский аристократ счел за лучшее на деньги, предназначенные для этого, построить баню, наподобие древних римских терм – что исполнил с большим успехом.

Витти и Ингирами – два противоположные полюса в Вольтерре, и если бы только была хоть какая-нибудь внутренняя, общественная жизнь, она, конечно, состояла бы из упорной борьбы между ними. Борьба эта есть и теперь, но в весьма карикатурной и смешной форме; оба они считают себя предводителями партий, тогда как партии нет ни у того, ни у другого. Да что и делать в Вольтерре партиям; жить можно очень удобно и без них.

В Вольтерре нет не только партий, но даже того, что есть в большей части наших уездных городов – клубов, собраний, театров. Нет журнала, а иногородные получаются очень плохо, а читаются еще плоше.

Осмотрев синьора Витти, который такая же официальная достопримечательность Вольтерры, как и собор, и этрусские гробницы, я возвращался в свою гостиницу, чтобы отдохнуть на лаврах. На улице у домов, с обеих сторон, без шляп и на коленях стояла толпа. Пришлось остановиться. Проходила какая-то процессия с крестами и хоругвями. Попы в очках и в ермолках на голове шли, распевая в нос по тетрадке какие-то гимны. За ними лакеи здешних синьоринов, увешанные галунами и разноцветными (но не трехцветными) лентами. А позади всех – хор музыки контадинской национальной гвардии, играя какой-то торжественный марш. Процессия ушла далеко вперед, народ повставал с колен; вдруг из-за угла вышла толпа работников в рубашках, с засученными рукавами. Это были мареммские горцы, приходящие в Вольтерру на время отдыха от полевых работ: они раскапывают здесь землю для археологов, всё еще надеющихся докопаться наконец до чего-нибудь хорошего. Едва услышали музыку, они подхватили дружным хором гимн Гарибальди. Музыканты не утерпели и подхватили вслед за ними. Эта новая процессия поворотила в другую сторону; попы поспешили спрятаться в ближайшей церкви; публика, робко оглядываясь, стала расходиться. «Что за черти эти мареммане», – бормотали некоторые себе под нос. А синьор Калаи с наслаждением вслушивался в удалявшиеся звуки: « Elettrizza » [251] Электризует. , – говорил он мне; но несколько стаканов пуншу успели уже наэлектризовать его достаточно.

Было совершенно темно, на всей улице всего два-три фонаря. Мы шли очень скоро. Вдруг проводник мой уткнулся носом в попавшуюся нам навстречу стройную женщину. Карбонарская шляпа слетела с его головы, раздался гармонический звонкий смех. Он однако же скоро оправился и попробовал было вступить в любезный разговор.

«Пустите, пустите», – сказала красавица. И она быстро удалилась плавным шагом.

Синьор Калан посмотрел ей вслед, целуя пальцы. «Что прикажете делать», – заметил он, – «женщины – это слабость, Бог знает, скольких уже поколений рода Калан».

Оставалось осмотреть самую замечательную из вольтерранских замечательностей, единственную прогредирующую с каждым днем и грозящую заставить наконец молчать о Вольтерре и много говорить о себе.

Это так называемое balze , земляные обвалы под самым городом. Их много во всех почти концах города. Самые лучшие экземпляры – на северо-восточном угле Вольтерры, близ монастыря Санта Кьяры. Мы отправились туда.

По дороге пришлось проходить через площадь св. Августина – место, где Ферруччи с флорентийцами вломился в город.

– Сколько здесь ни разрывали землю, – говорил мой чичероне, – не в состоянии были найти ни одного целого копья или меча, а обломков да скелетов нашли столько, что если бы сложить в одну кучу – набралось бы выше может быть соборной колокольни.

– Куда же их дели, эти обломки и скелеты?

– Бросают куда попало. Не возиться же с такой дрянью; за них ни один англичанин шиллинга не даст.

– Может быть; но мне кажется было бы не бесполезно собрать их во дворце здешнего муничипио…

Долго шли мы вокруг городских стен по каменной, неровной дороге. По сторонам показалось множество горных ключей, очень живописного вида и с прекрасной, чистой, как расплавленный хрусталь, горной водой.

– Отчего же это в городе вода такая скверная? – спросил я чичероне.

– Дождевая – сюда за нею не ходят.

– Да ведь фонтан, при таком изобилии источников, не трудно устроить.

– Не трудно, конечно; но уж если г. Витти не сделает, так никто не сделает.

– Разве муниципальное правление так бедно, что даже фонтана устроить не может?

– Бедно оно, бедно, но уж не так… Только фонтана не сделает. Нужно, чтоб г. Витти, или хоть правительство, например…

Всем этим господам очень хочется, чтобы правительство, по отношению к ним, разыгрывало роль няньки.

Наконец мы пришли в огромный монастырь постройки XVI века, но с пристройками всевозможных веков. Это и была Санта Кьяра.

Мы прошли через пустую галерею и очутились у наружной двери. Я хотел было продолжать путешествие, но мой чичероне кричал неистово и наконец наивно дернул меня за фалды. Я остановился. У самой лестницы шел крутой обвал глубоко, глубоко вниз, сажень на триста.

– Это новое, – заметил мне чичероне, – несколько дней тому назад я был здесь и еще два человека в ряд могли бы прогуливаться свободно.

Обвал действительно был свежего, ярко-красного цвета. Итак земля осыпается мало-помалу с каждым днем. Теперь уже провалилось холма два-три порядочных размеров. Что это за странный геологический феномен – не объяснено еще до сих пор, но так как этрусские умы не считают достойными себя не иметь на всякий случай готовой уже теории, то и приписывают вольтерранские balze действию подземных вод. Так ли или иначе, где прошлого года еще была большая дорога, по которой ездили шестеркой запряженные тяжелые дилижансы, теперь – дикие скалы, успевшие уже порасти мохом, и по ним с трудом пробираются горные козы, которые часто и пропадают там, врасплох застигнутые обвалом. Монахи Санта Кьяры, месяца полтора тому назад, вынуждены были оставить свой монастырь, стоивший порядочных денег вольтерранским набожным старухам… Теперь там нет ни души и даже прогулка в этих местах вовсе не безопасна. Теперь торопятся разломать этот монастырь, чтобы спасти по крайней мере материалы. Калан закупил уже у игумена все барельефы, медальоны и другие скульптурные украшения, в надежде богатых барышей.