Алексей Ракитин - Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий. Книга IV

Однозначно, мог! Хейренс отлично подходил на роль убийцы и расчленителя Сюзан Дегнан – он был молод, силён, быстр, он совершал кражи в северном Чикаго, дерзко влезал в чужие квартиры, не заботясь о том, находятся ли там люди, легко решался на грубое насилие в отношении женщин [впрочем, полицейского в форме он тоже не испугался!], в его вещах, найденных в кампусе, хранились хирургические инструменты… Давайте посмотрим на ситуацию глазами детективов и признаем – парень отлично подходил по всем статьям! Но как его связать его с похищением и убийством Сюзан Дегнан? Можно ли что-то придумать такое, чтобы комар носа не подточил?

Конечно, можно! Можно сделать – точнее, подделать – вдавленную надпись с буквами, являющимися фрагментом фамилии подозреваемого. Вопрос в том лишь заключается, как после этого «обнаружить» важную улику? Новое криминалистическое исследование заказывать нельзя, ибо сразу возникнет обоснованный вопрос: а что не так с предыдущим?

И вот появляется довольно корявое объяснение: мы, дескать, показали записку журналисту и он – какой молодец! – разглядел необыкновенно важное для нас свидетельство причастности к убийству недавно задержанного преступника! Вах, бывают же чудеса даже в Америке…

Ещё раз повторю, доказать подобную фабрикацию сейчас невозможно, но интуитивно автор уверен, что высказанное предположение не очень-то далеко от истины. Хотя, разумеется, верить или не верить в подобные фокусы американских "следаков" – выбор сугубо читательских симпатий. Гораздо интереснее то, является ли сфабрикованным отпечаток пальца Хейренса на листе бумаги с требованием выкупа?

И ответ на этот вопрос совсем неочевиден, из разряда тех, что обозначаются словосочетанием «fifty – fifty». В принципе, палец, наверное мог присутствовать на листе бумаги ещё в январе, но тогда рождается вопрос, а почему же полиция и ФБР утверждали, будто пригодных для идентификации отпечатков пальцев на письме нет? Скрывать это глупо, поскольку преступник, во-первых, всё равно не будет знать, об отпечатке какого именно пальца идёт речь, а во-вторых, в любом случае палец он себе себе не отрежет.

Но есть одно важное «но». Хотя отпечаток пальца Хейренса довольно хорош, он всё же совпадает с «эталонным» не по 12 позициям, а по 9. В принципе, это тоже очень неплохо. Капитан полиции Чикаго Эммет Эванс (Emmet Evans), возглавлявший в 1946 г. Бюро идентификации и имевший к тому времени 41-летний стаж полицейской работы, заявил 29 июня журналистам, что «убежден, два отпечатка оставлены одним мужчиной» (дословно: «I am convinced that the two prints were made by the same man.»). Тем самым он подкрепил уверенность в том, что данная улика обладает необходимой для суда доказательной силой. Но если улика действительно вполне хороша и весома, то уместно спросить: а почему данное частичное совпадение с отпечатком мизинца Уилльяма Хейренса не было выявлено ещё в январе? Зачем вообще заниматься вознёй с отпечатками пальцев и ладоней, если такие частичные совпадения пропускаются экспертами и не передаются в Бюро идентификации для поиска соответствия в базах данных? Ответ, очевидно, может быть одним из двух: либо схалтурили эксперты, либо… отпечатка не было вообще!

Но могли ли схалтурить эксперты двух ведомств – полиции и ФБР – осведомленные о том, что работают с уликой, связанной с сенсационным делом, о котором говорят и пишут по всей стране?

Автор не навязывает читателю свою точку зрения, тот вправе сделать любой вывод. Почему-то я уверен, что наши украинские небратья посчитают иначе, нежели жители России, ну в этом деле, как говорится, вольному воля, свой ум в чужую голову не вложишь!

Но если отпечатка пальца Хейренса в январе 1946 г. на письме не существовало, то откуда же он там взялся в конце июня? Уилльям лежал в одиночной палате под охраной полиции, с него не сводил глаз медперсонал, к нему приходили сотрудники правоохранительных органов и даже проводили подле него много часов (вспоминаем про допрос продолжительностью более 5 часов!). Могли они воспользоваться моментом и прижать палец Уилльяма к листу бумаги? Ответ автору неизвестен, каждый вправе решить как ему заблагорассудится, но если рассуждать сугубо практически, то ничего сложного в подобной манипуляции нет. И проделать это незаметно для врачей, думаю, можно было без особых затруднений.

Заканчивая разговор об этих 2-х появившихся из ниоткуда уликах, добавим, что прокурор Туохи говорил о них весьма уклончиво и неопределенно. Трудно отделаться от ощущения, что он оставлял за собой возможность быстро отыграть назад и при необходимости дезавуировать собственные же слова. 30 июня, говоря об отпечатке пальца, частично совпавшем с отпечатком пальца Хейренса, Туохи выразился следующим образом: «Я ещё не получил доказательств, достаточных для признания виновности сверх разумных сомнений» (дословно на языке оригинала: «I have not yet deduced sufficient evidence to prove him guilty beyond all reasonable doubt»). Нормально выразился, да? Фразу можно выкрутить в любую сторону по желанию…

После 4-дневного лечения в больнице Уилльяма Хейренса перевели в тюрьму «Брайдвелл» («Bridewell»). Условия содержания были там довольно тяжелы – общее число заключенных достигало 2400 человек, что вдвое превышало расчётную вместимость. Вместе с арестованными на период следствия в тюрьме находились лица, уже осужденные судом – их попросту некуда было переводить ввиду перегруженности тюрем Иллинойса. Уилльям поначалу пытался придуриваться – якобы не узнавал родителей, адвоката, не понимал обращенных к нему вопросов и т. п. Вылечили его очень быстро – пару раз он остался без еды, якобы не поняв поданного сигнала идти в столовую, и никто из персонала не выразил по этому поводу ни малейшей обеспокоенности. Не хочешь идти в столовую – ну не ходи, кому ты нужен! Молодой человек понял, что если продолжать придуриваться подобным образом, то можно умереть с голоду и всем будет на это глубоко наплевать.

В общем, буквально на следующий день, проголодавшись, он стал понимать обращенные к нему реплики и адекватно реагировать на происходящее вокруг. Как видим, тюремная педагогика оказалась вполне целительной, стоило арестанту пропустить пару приёмов пищи и процесс понимания законов окружающего мира быстро наладился, коммуникативные связи моментально восстановились и для достижения этого воистину удивительного эффекта пациента даже бить не пришлось!

Интерьер тюрьмы «Брайдвелл». Во второй половине 1940-х гг. это было весьма мрачное учреждение, переполненное узниками сверх всякой меры. Помимо лиц, находившихся под следствием, в тюрьме содержались также уголовники, получившие срока до 5 лет лишения свободы.