Джон Дуглас - Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц

Но мы с вами подойдем к этим вопросам с другой точки зрения, а именно, как они могут быть полезны в правоохранительной сфере и расследовании преступлений. Технически прокурору не обязательно предоставлять мотив, чтобы добиться приговора, если у него есть убедительные доказательства вины. Но на практике большинство прокуроров вам скажет, что если не предложить присяжным логического мотива, те не вынесут необходимый вердикт – например, признают предумышленное убийство непредумышленным.

Прикладная криминалистическая психология вся, по сути, сводится к одному ключевому вопросу: почему преступник совершает преступление именно таким, а не другим, способом?

И эту загадку я собирался разрешить.

В то время я проводил так называемые полевые школы, в паре с Робертом Ресслером, более опытным инструктором, который до перехода в ФБР служил в военной полиции. Наши полевые школы были именно такими, как вы себе представили: инструкторы из Куантико ездили по стране и проводили для полицейских на местах и шерифских офисов сокращенную недельную версию курса, который преподавался в академии. В выходные мы отдыхали, а на следующей неделе двигались дальше. Бывало, что мы даже не заезжали домой, и так и возили за собой чемоданы с нестираной одеждой.

Постоянные перемещения давали мне прекрасную возможность попытаться реализовать свою идею – побеседовать с опасными преступниками, сидящими в разных тюрьмах. Куда бы я ни ехал, я выяснял, какая там поблизости государственная или федеральная тюрьма и не сидит ли там кто-то, представляющий для нас интерес. За несколько лет мы с напарниками опросили более пятидесяти преступников, совершивших тяжкие преступления, в разных американских тюрьмах и исправительных учреждениях, включая тридцать шесть убийц на сексуальной почве, и включили эти данные в исследование, проведенное под эгидой Национального института юстиции и опубликованное в 1988 году в виде книги «Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы». Соавтором этого исследования выступала доктор Энн Берджесс, профессор психиатрии в Университете Пенсильвании, которая работала с нами практически с самого начала, помогая сортировать и анализировать огромные объемы информации, которую мы собрали. Энн также разработала параметры и стандарты, которые помогли нам превратить наши разрозненные записки о проникновении в самые темные уголки человеческой души в полезный научный труд.

Во время интервью мы не делали записей, поэтому, едва выбравшись из тюрьмы, скорей кидались в отель, чтобы зафиксировать данные и заполнить пробелы в опроснике. Часть его мы заполняли заранее, изучая материалы дела и личные характеристики преступника. Но ключевые детали – те, которые имели для нас значение, – надо было узнавать у него непосредственно.

Поначалу я просто пытался добиться, чтобы эти люди говорили со мной, и задавал им вопросы, которые, как я надеялся, помогут больше узнать о прикладной криминалистической психологии – не в академическом смысле, а так, чтобы помогать нам в расследовании реальных преступлений.

Даже сейчас, много лет спустя, я поражаюсь тому, сколько закоренелых преступников (в большинстве своем они отбывали огромные сроки, и им нечего было терять) не только соглашались с нами говорить, но и охотно рассказывали о своей личной жизни, взрослении и процессе превращения в асоциальную личность. Почему они не отказывались от беседы? Думаю, причин было несколько, в зависимости от индивидуальных особенностей: любопытство, скука, угрызения совести или возможность заново пережить свои страшные деяния, которые для многих являлись самыми грандиозными моментами в их жизни. Я объяснял это тем, что мы обращаемся к эго людей, которые и так руководствуются им в первую очередь; у них есть масса свободного времени, и мало кто проявляет интерес к их «подвигам», особенно во внешнем мире.

Не все подходили для того, чтобы участвовать в подобных исследованиях. Даже обсуждая подробности самых отвратительных преступлений, нельзя было показать своего гнева или осуждения, иначе ты ничего бы не узнал. Надо было уметь слушать и быть хорошим актером – то есть играть в их игру.

Что касается вопроса о том, почему так много преступников соглашались нам открыться, обнажить свою душу, то, думаю, дело было в глубине и вдумчивости, с которой мы подходили к каждому интервью. Прежде чем попасть в тюрьму за тяжкое преступление, человек неоднократно оказывается в схожей ситуации: его допрашивают детективы, потом с ним говорят адвокаты, перед приговором дает свое заключение психиатр, а в тюрьме он беседует с психологами и консультантами. Но везде, за исключением первого случая, когда следователи пытаются выявить малейшие несоответствия или ложь, преступник говорит не то, что думает на самом деле, а то, что поможет ему как-нибудь выкрутиться.

Мы же подходили к своей задаче по-другому. Сначала мы подробно изучали материалы дела, чтобы интервьюируемый не мог обмануть нас насчет того, что совершил и каким образом. Помимо подробностей преступления мы исследовали заключение психиатра и оценку служащих тюрьмы, тесты IQ – всю информацию о заключенном. Единственным способом добиться правды от этих людей было сказать в нужный момент: «Минуточку! Как вы можете утверждать, что испытывали к жертве сочувствие и жалость, если вы нанесли ей двадцать семь ножевых ранений, когда она и так уже была мертва?» А чтобы это сказать, надо знать весь ход преступления вдоль и поперек.

Второй фактор, действовавший в нашу пользу, заключался в том, что мы были готовы потратить на интервью сколько угодно времени, чтобы перейти от обычной болтовни, вранья и пустой сентиментальности, которые постепенно утомляли нашего клиента, к серьезному разговору о его движущих мотивах. Иногда он сам охотно их излагал. Иногда нам приходилось догадываться о них по подсказкам, которые он давал нам. Но чем больше мы слушали, тем более целостной становилась картина.

Кто были те люди, которых мы посещали? «Знаменитые преступники», вроде Чарльза Мэнсона, а также Сара Джейн Мур и последовательница Мэнсона Линетт (Сквики) Фромм, которые по очереди пытались убить президента Джеральда Форда. Мы говорили с Артуром Бремером, который выслеживал президента Ричарда Никсона с целью его убить, но в конце концов направил свою разрушительную энергию на кандидата в президенты Джорджа Уоллеса в 1972-м, который тогда был губернатором Алабамы – вместо убийства он приговорил его к пожизненному параличу и боли. Мы встречались с Дэвидом Берковицем, «Сыном Сэма» или «Убийцей с 44-м калибром», терроризировавшим Нью-Йорк целый год, пока его не поймали в июле 1977-го. Говорили с Ричардом Спеком, преступником из низов, который попал в заголовки газет в 1966-м, когда расстрелял в общежитии целую группу студенток-медсестер, восемь из которых погибло. Были и другие, не такие известные, но не менее страшные, и они тоже помогли нам понять, как устроена личность человека, главной целью которого в жизни является убивать и причинять страдания другим. Или, как я не раз повторял, манипулировать, доминировать и контролировать . Среди них можно перечислить, например, Эда Кемпера – он убил мать, которую ненавидел, в ее собственной постели и отрезал ей голову. Прежде чем набраться храбрости сделать это, он обратил свой гнев на бабушку и деда, а шесть лет спустя напал на шестерых девушек возле студенческого кампуса Калифорнийского университета в Санта-Круз. У Джерома Брудоса с детства был фетиш в отношении женской обуви; будучи женатым человеком и отцом двоих детей в Орегоне, он убил четверых женщин и отрезал им ноги и грудь, переодев предварительно в женскую одежду из собственного гардероба. Ричард Маркетт перешел от попыток изнасилования, нападений с отягчающими обстоятельствами и грабежей к убийству и расчленению женщины, с которой познакомился в баре в Портленде, штат Орегон. Выйдя на волю по условно-досрочному освобождению двадцать лет спустя, он убил и расчленил еще двух женщин, после чего снова был схвачен. Какими бы ужасными ни были их преступления, все эти мужчины – они были мужчинами, женщины редко совершают такого рода деяния – могли многому нас научить, если правильно интерпретировать их слова и поступки.