А. Велидов (редактор) - Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1

Барановский (Попов) в той же камере расспрашивал меня о моем допросе, и, когда я сказал ему, что на допросе показал, что познакомился с ним в Туле, он очень досадовал и просил меня на следующем допросе показать, что о знакомстве в Туле я показал ошибочно и что на самом деле я познакомился с ним якобы в Москве.

А. Розанов

Весь совет Тульской организации знал о деньгах, полученных максималистами с экса патронного завода. Тульская организация максималистов получила 400 тысяч. Михаил Титов, Рыбаков, Федоров, Субботин знали определенно, вероятно, знал и Бак. Ваня Шеленин должен был доставить оружие; кроме него оружие хранилось у Чекалина и у Петра Скоропоспешнева. Оружие все новое – наганы, бомбы и винтовки. На дело патронного завода оружие брали у максималистов. В бытность мою комиссаром в Бе-леве я отослал в Тулу по требованию Сундукова, бывшего тогда военным комиссаром губернии, вагон винтовок и вагон бомб разного образца. Винтовки были все сданы в склад, а бомбы разошлись по рукам между анархистами, левыми эсерами и максималистами. Небольшая часть их и до сих пор хранится у Николая Зайкова (штук 100).

Катя, служившая в ВЧК, ходила к Павлову. Она дала мне револьвер «велодог» через Бармаш. Бармаш же передавала мне адрес, где находится общежитие человек десяти секретных сотрудников ВЧК и МЧК.Сама Катя этот адрес сообщила Соболеву. Познакомилась она с Соболевым, вероятно, через посредство Бармаш. Бармаш прекрасно знала всю организацию подпольников и всю ее работу, даже о взрыве, и давно могла бы разоблачить ее. Сейчас она в Кременчуге у мужа. Хая Сокольская очень хорошо знает Катю и Бармаш и ночевала у них в общежитии, когда приезжала с дачи.

Розанов

Анна Соколовская показывает: «Я утверждаю, что в предъявленном мне гражданине я узнаю лежавшего больным на даче в Краскове, где была типография анархистов подполья приблизительно недели три-четыре тому назад».

Александр Николаевич Барановский, он же Попов Александр: «Я не признаюсь в том, что я лежал больным в Краскове и вообще не был там никогда.

Все вышеуказанное нам прочитано 11—XI – 19 года.

Александр Николаевич Попов (Барановский)».

Давая показание, как указано выше, я ошиблась и сейчас показываю, что предъявленное лицо Ал. Барановского не то виденное мною в Краскове, а также то, что в Краскове на даче анархистов никто не лежал больным.

Соколовская

Подтверждаю, что лживое мое показание верно и я отрицала на очной ставке только из-за моей слабости; сейчас вторично утверждаю, что предъявленный мне Александр Барановский есть то самое лицо, которое лежало больным на даче в Краскове.

11—XI – 19 года Анна Соколовская

10—XI – 19 года

Хлебныйский (Дядя Ваня) «В предъявленном мне человеке я узнаю моего знакомого анархиста (к какой группе принадлежит, не знаю) Александра Барановского, которого я знал как Шурку Барановского; о том, что последний был болен тифом здесь, в Москве, я узнал от Миши Гречаникова. В Москве я Барановского (Шурку) не встречал.

Л. Хлебныйский».

Попов Александр Николаевич, он же Барановский Александр Николаевич:

«Признаюсь сейчас, что я и есть Барановский Александр Николаевич, знаю «Дядю Ваню» (фамилии его я не знаю), отрицаю в дальнейшем знакомстве с Мишей Гречаниковым и др. Я не анархист и никогда анархистом не был.

Александр Николаевич Попов (Барановский)».

П. Е. Исаев показывает:

«Предъявленного мне гражданина Александра Барановского я знаю как Шурку, впервые я встретил его на даче в Краскове, где печаталась газета «Анархия» анархистов подполья; был он тогда больным и лежал в кровати; какой болезнью он был болен, я не знаю, я с ним не разговаривал потому, что последний был очень болен».

Барановский, он же Попов Александр, показывает:

На вопрос, был ли Барановский на даче в Краскове, отвечает, что об этом ничего не хочет говорить.

Все указанное выше нам прочитано.

А. Н. Попов (Барановский).

Взрыв в Леонтьевском переулке был произведен анархистами подполья. В нем участвовали 5 человек: я, Петр Соболев (он бросал бомбу), Миша Гречаников, Федя Николаев и один, который убит на даче в Краскове, фамилии его я не назову. Взрыв был произведен по инициативе Петра Соболева, который слыхал от одного видного коммуниста, как он говорил, что на заседании Московского комитета будет обсуждаться вопрос об эвакуации и сдаче Москвы, и он думал, что мы должны и сможем помешать этому. Он пришел ко мне в Дегтярный переулок, где я лежал больной тифом (только что заболел). Я был возмущен тем, что он мне рассказал о сдаче Москвы. Тогда же он предложил мне взорвать это заседание, и я согласился. Мы вместе пошли за бомбой на Арбат, дом № 30, кв. 58, где она хранилась. Взяв ее, мы пошли в Чернышевский переулок, где нас дожидались уже другие участники взрыва. Я перелез через ограду в Чернышевском переулке. Соболев передал мне бомбу на ограду. Я бомбу положил на землю внутри ограды, затем влез опять на ограду и помог Соболеву перелезть в свою очередь. Затем мы вместе с ним подошли к дому; Петр попробовал, удобно ли влезть по лестнице на балкончик; влезая туда, осмотрел место, потом слез.

Вместе с ним мы подошли к лежащей у ограды бомбе, он зажег шнуровую зажигалку, обыкновенно употребляемую для раскуривания, положил ее в карман, бомбу взял под мышку и влез опять на балкончик, зажег зажигалкой бикфордов шнур бомбы и бросил ее в окно. Я подождал, когда он спустится с балкончика, затем влез на ограду и, обернувшись назад, увидел, что Петр запутался в ветках и упал. Я перескочил через ограду, через некоторое время на ограде появился Петр, и в это время раздался взрыв, которым Петр был сброшен на землю. Он поднялся, и мы с ним пошли в сторону Тверской улицы. Оттуда пошли на квартиру в Дегтярный переулок. На Тверской улице уже я почувствовал себя скверно, впал в полуобморочное состояние, и Петр под руку вел меня всю дорогу до дома. Бомба была начинена динамитом и пироксилином, весила фунтов 30, оболочкой служила деревянная или металлическая коробка, плотно завязанная бечевкой. Я принял участие в организации взрыва только потому, что думал на основании слов Петра, что большевики собираются сдать Москву Деникину и бежать из Москвы. Только на даче после болезни я стал сомневаться в том, что в это время начались успехи на фронте, и я увидел, что большевики не собираются сдавать Москвы. Я часто спорил с Петром на эту тему, но тот, допуская, что мы ошиблись относительно тактики большевиков в момент взрыва, все же твердо верил в необходимость террористической борьбы с большевиками. В настоящее время я твердо убежден в том, что взрыв был нашей ошибкой, что он был произведен преждевременно. Возможно, что в дальнейшем, после разгрома Деникина, было бы достигнуто соглашение между Махно и большевиками и необходимость террористической борьбы против большевиков с нашей стороны вообще отпала бы. В Октябрьскую годовщину не было решения устроить покушения, были лишь одни разговоры об этом, и неизвестно еще, кто провел бы свою линию – противники террора сейчас или его сторонники. Взрывчатые материалы свозились в Москву для устройства базы на тот случай, если бы большевики опять стали применять свою прежнюю тактику по отношению к Махно и повстанцам.