А. Блинский - Донские казаки в начале ХIХ столетия

Урядники и казаки друг от друга мало отличались. Урядник ездил на ординарцы к более высокопоставленным лицам, водил разъезды, был старшим на заставе или на пропускном посту; по большей части это был служилый казак, живой устав полевой службы и первый воспитатель молодого казака, рассказами своими во время длинных переходов, безсонных ночей в карауле, раскрывавший новому однополчанину военный мир, в который тот вступал. В казаке, в его воспитании, в его физических и нравственных свойствах крылись причины побед казаков, причины их славы. Если, как мы видели, командир не командовал, офицеры не учили и не управляли, а полк побеждал, то причиной тому были дивные, всеми признанные качества старого казака.

Обер-офицер и рядовой казак Великого Войска Донского начала XIX века.

Воин по рождению и по воспитанию, казак с самых ранних лет приучался мыслить и чувствовать по военному. Сын, внук и правнук служилого казака, он с младенческим лепетом соединял военные понятия. Мальчики семи, восьми лет безстрашно скакали по степи, без седла, на полудиких конях, знали какая лошадь молодая и какая старая, знали качества и недостатки каждой лошади. Зимою, построив из снега городок, нередко правильного бастионного фронта, они, вооружившись снежками, одни нападали, другие обороняли свое укрепление.

По праздникам, после обедни, молодежь, а нередко и старые казаки, боролись на-кулачки, ходили стена на стену, играли в гимнастические игры, доставали на всем скаку платки и монетки, стреляли в цель и рубили столбики и ветки. Бывалые казаки давали наставления, рассказывали случаи из своей жизни; льготный офицер, живущий в станице, вмешивался в круг казаков, где все были с ним за панибрата, называли его по имени и отчеству, где и он, и казаки чувствовали себя совершенно равными. «Кордоны», «авангард», «арьергард», «позиция» – все это были обиходные слова среди молодежи, их понимали даже казачки. Молодые казаки видели каким почетом окружены урядники и, особенно, «кавалеры»; каким успехом они пользуются у станичных дам, и, придя на службу, их мечтой было заслужить галуны. Пришедшие со службы казаки рассказывали, конечно, неимоверно хвастая, про свою службу и про службу товарищей одностаничников и, понятно, что этим последним желательно было бы, чтобы рассказы были в их пользу. С древнейших времен установившийся взгляд на службу, как на нечто прибыльное, сохранился даже и поныне, а 100 лет тому назад вернуться домой без маленькой добычи, хоть без лишнего платка или мониста для молодой жены было не принято. Вследствие этого-то казак хватал и прятал в свою традиционную суму все, что ему под руку попадало, склянку, старую подкову, костяную пуговицу, изломанный железный подсвечник, одним словом, весь тот ненужный скарб, от которого отказывались хозяева его двора. Но чтобы казак был вор – до этого далеко. Неизвестно когда, чуть ли не со времен смутного времени, со времен Заруцкого, Ляпунова и других лже-казаков, пустили слово воры-казаки, а между тем, в самые тяжелые минуты военного времени, когда страсти разнуздывались, когда не грабил и не воровал только тот, кто не мог, казаки мародеров имели только как исключение, и с ними расправлялись жестоко. В 1812 году в сентябре месяце, во время отступления Великой армии из-под Москвы, казаки, стоявшие в авангарде ближе всех, щипали обремененную богатою добычею наполеоновскую армию. Казалось, можно было бы вознаградить себя за понесенные убытки и потери и нагрузить своего коня, насколько можно. Но суровая дисциплина удержала от этого.

«Его высокопревосходительство (Платов), писал начальник его штаба, полковник Лазарев, кошевому (обозному) начальнику, подполковнику Кирсанову, заботясь ежечасно, чтобы от находившихся в кошах казаков не происходило ни самомалейшего своевольства насчет притеснения жителей, строго подтверждает объявить всем приказание его, чтобы при теперешнем преследовании отнюдь не было брато у обывателей без добровольного согласия их даже и фуража, не только чего другого, ибо всякое и малейшее самовольство наказано будет строжайшим образом. Подобно, как одного казака полка Грекова 21-го велено теперь за грабеж расстрелять…»

Наоборот, во всех кампаниях казак являлся честным, храбрым и сметливым воином. Правда, казак всегда сумеет найти безхозяйного «дикого» поросенка или цыпленка, сумеет покормить своего коника даровым овсом, но и это большею частью хитростью, обманом, просьбой, но не воровством… Отрицательные ли это качества на войне? – Полагаем, что нет. Недаром даже в минувшую кампанию чуть ли не все ротные командиры желали иметь при себе ординарцем или вестовым непременно казака. Понятно, за казаком и тепло, и сытно. Еще Платов в 1812 году жалуется на это расхватывание казаков на ординарцев и вестовых [7] Бумаги г.-л. Михайловского-Данилевского, дело III, II (Военно-учен. архив Главн. Штаба, дело № 1835). .

Воспитанный в военном духе, знающий все «обороты» казачьей службы еще с малолетства, казак не нуждался в продолжительном обучении; сомкнутый фронт для «спайки» для него не существовал. Чувство «локтя» и «стремени», как чувство взаимной поддержки, заменялось принадлежностью к одной станице, родством и свойством между собою, чувством, что они «казаки». Что такое, в сущности, казак теперь? Тот же солдат, драгун. А посмотрите, как он отзывается о солдате: «Он разве поймет, – грустно-сожалительно говорит казак про солдата, – куда им, серым!» Все это проистекает из сознания своего умственного превосходств, большей своей развитости.

В бумагах Платова находится много донесений с застав, писанных и подписанных урядниками. Донесения ясны, точны и достаточно грамотны; а тогда ведь не каждый офицер свою фамилию мог подписать.

Еще раз повторяем: разницы между казаком и офицером войска Донского почти не существовало, но это не мешало, однако, наружной дисциплине, послушанию и взаимной любви.

Отличным представителем боевого казачества описываемого времени является «вихрь атаман», граф Матвей Иванович Платов. От простого казака до атамана Всевеликого войска Донского, от чумазого казачонка, знавшего езду, да стрельбу из лука – обратиться в европейскую знаменитость – немало нужно ума, такта и образования.

А образования на Дону негде было взять. Школ, университетов, корпусов на Дону не знали. Четыре казака по представлению атамана посылались ежегодно в Московский университет, но на Платова эта привилегия не распространилась. Он явился тем самородком, какие давала Русь время от времени, его школой было поле, университетом – война; он – яркий представитель «начальства» казаков славной эпохи Наполеоновских войн.