Александр Ефимов-Хакин - Так хорошо мы плохо жили

У женщин стали модными невиданные доселе головные уборы, чуть прикрывающие голову «таблетки», особые береты и «менингитки» – маленькие шляпки по форме головы, закрепляемые за уши (фото 12). Их небольшие размеры (на макушке) и дали название, мол, не носи в холод – менингит схватишь.

Фото 12

В начале 1960-х в ходу у молодых девушек стала излюбленной короткая юбка на кринолине. Иначе говоря, под юбку для придания ей колоколообразной формы надевалась другая юбка из более твёрдой ткани или объёмная конструкция из тонкой жёсткой проволоки. В такой юбке эпизодически форсила и наша сотрудница на работе. Это воспринималось вполне естественно, но, конечно, не в тесноте транспорта тех лет.

В 1970-е годы в мужской моде появилась приталенность и силуэт плотно обтягивающих брюк в области ягодиц, то есть осуществилось желание молодых мужчин продемонстрировать соответствие своей фигуры идеальным пропорциям классики (отсутствие живота, наличие узкого таза и широких плеч) с помощью обтягивающей туловище водолазки. Книзу брюки расширялись в клёш.

Вкратце о нашей бесплатной медицине, в частности о стоматологии. У меня на всю жизнь осталось впечатление о посещении приехавшего в школу зубного врача как раз в день моего рождения.

– Прежде чем запломбировать зуб, нужно ликвидировать нерв, а затем почистить канал, – наставлял врач, как будто гипнотизируя, чтобы успокоить меня перед процессом.

Чистил, то есть сверлил зуб, с помощью «аппарата», состоящего из двух трубок диаметром 1,5–2 см, расположенных буквой «Г». На конце горизонтальной трубки с коротким гибким патрубком смонтирован сверлильный наконечник, а под вертикальной стойкой внизу расположена педаль. Таким образом поступательное движение педали под ногой врача трансформировалось во вращательное на наконечник для сверления зуба.

Но дальше – больше! Чтобы вырвать нерв, врач вставляет иглу с винтовой нарезкой в зуб, пальцами её вращает и дёргает. И так несколько раз, приговаривая:

– «Ну потерпи, ведь ты хотел, чтобы я вырвал нерв подчистую».

И все это без анестезии! Представляете, качество работы при такой «аппаратуре» и состояние вспотевших от напряжения участников: пациента и врача – «многостаночника».

И ещё. Лекарства стоили баснословно дёшево, вероятно потому, что не поставлялись импортные.

Теперь о вывесках на магазинах. Прежде всего о не существующих ныне. Например, «Керосин». Под ними находились отдельные, почему-то всегда убогие магазинчики-лавки с очень скудным освещением специфическим ассортиментом товаров, называемых москательными (клеи, краски, непищевые масла и др.), и особым, не скажу, что неприятным запахом – запахом керосина.

Существовали магазины под вывесками «Яйцо-птица», «Фрукты-овощи», «Соленья-коренья» и др.

Все парфюмерные магазины торговали под вывеской «ТЭЖЭ» (эта аббревиатура расшифровывается банально – «Трест Жир-кость»). Помните у Высоцкого:

Фотоаппарат являлся вещью довольно дорогой, его имели немногие, а фотоснимок на память хотели все. Однако для большинства решать задачу со многими неизвестными было хлопотно и утомительно. Ведь чтобы сделать хороший снимок, фотограф должен был по собственному опыту увязать светочувствительность плёнки, диафрагму, выдержку, расстояние до объекта и композицию кадра при съёмке и повторить те же операции при печатании снимков. И это, не учитывая этапы проявления и фиксации плёнки, а затем фотобумаги.

Но, главной проблемой в фотопроцессе являлось отсутствие тёмного помещения. При существовании семьи на стеснённой жилплощади очень трудно было решить задачу как, когда и где устроить темноту для фотопечати в домашних условиях.

Поэтому работы по обработке фотоплёнки и производству снимков зачастую возлагались на фотомастерские под вывеской «Фототехника». Помимо этого, существовали фотоателье и фотосалоны, где делали высокохудожественные и даже постановочные снимки детей и всей семьи. Портретные фото ретушировали мастера вручную, что сейчас исполняет Photoshop.

Это другой город, в другой стране, с другими горожанами. Уверен, что нынешнему молодому поколению даже трудно представить те времена, ту Москву, тех москвичей с их совсем иными интересами, заботами, радостями, чаяниями, взаимоотношениями. Все до неузнаваемости изменилось с тех пор.

В отличие от Санкт Петербурга, с его регулярной застройкой, Москва – исторически сложившийся, стихийно застраиваемый город «на семи холмах», где множество узких, извилистых улочек со спусками и подъёмами. И, как большинство старых городов, она имеет радиально-кольцевую застройку: сначала в пределах Кремля, затем Китай-города, Бульварного, Садового колец и, наконец, кольца Застав ХVIII–XIX веков. Все это придавало Москве живописность, в отличие от графического Санкт-Петербурга.

В 1920-30-е годы мир захватило новое архитектурное поветрие – строительство города-сада. Одним из идеологов направления был французский архитектор Ле-Корбюзье. Он предложил свой проект новой Москвы, где наметил снести весь город за исключением Кремля. Затее его, к счастью, не суждено было сбыться. Москва удовлетворилась лишь одним его творением (Центросоюза, теперь Росстат) на Мясницкой улице, но, пожалуй, одним из лучших зданий современной архитектуры в Москве (первый этаж здания перестроен).

Москва конца 1940-х – начала 1950-х годов – город значительно меньший, чем сейчас, и по территории, и по количеству жителей.

Это спокойный и малоэтажный город. Общий уклад жизни, вероятно, сохранился ещё с начала ХХ века.

Фото 13. Старое и новое

Наряду с широкими площадями и монументальными зданиями конструктивизма 1920-х годов разбросаны живописные доминанты кое-где сохранившихся колоколен и церквей; множество узких, извилистых улочек и переулков.

После войны в 1948-54-х годах стали возводиться семь высотных домов на семи холмах, как новый этап в доминантах Москвы. Эти светлые новые здания, контуры которых чётко прорисовывались на фоне неба, резко контрастировали со старыми, обшарпанными, грязными домами старой Москвы.

Советское руководство давно задумывало создать уникальные символы Советской эпохи, и начало этому положил Дворец Советов, фундамент которого закладывали в 1930-е годы. Дворец проектировался как самое высокое здание в мире высотой 415 м. Вершиной здания являлась 100-метровая скульптура Ленина.