Айн Рэнд - Показания перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности

М-р Стриплинг:Это сцена на балу?

Мисс Рэнд:Да, на балу, где они танцуют. Даже для этой страны это перебор. Я никогда не видела никого, кто носит такие наряды и танцует под такую экзотическую музыку, когда я была там. Конечно, не объясняется, кто устроитель бала, и как они туда попали. Но они там – свободные и счастливо кружащиеся в танце.

В этой связи я должна сказать, что я общалась с людьми, которые покинули Россию или сбежали из нее позже меня, и знаю, что время, которое я застала – 1926 год – было лучшим послереволюционным временем. Тогда условия были чуть лучше, чем стали сейчас. Но и в то время мы были скопищем оборванных, истощенных, грязных, жалких людей, у которых было всего две мысли. Во-первых, полнейший террор: мы боялись взглянуть друг на друга, боялись сказать хоть что-то, страшась, что кто-то услышит и донесет на нас. И вторая: где взять еду. Вы понятия не имеете, что значит жить в стране, где у всех мысли только о еде, где все разговаривают только о еде, потому что так голодны, что ни о чем другом не могут думать и ничего другого не в состоянии делать. Политика их не волнует. Романтические отношения их не волнуют – нет ничего кроме еды и страха. Это то, что я видела в 1926-м. В фильме это не показано.

После этой экскурсии по Москве герой – американский дирижер – едет в советскую деревню. Российские деревни это нечто – жалкие и мерзкие. Они и до революции такими были. Уже тогда. Во что они превратились сейчас, я боюсь представить. Вы все читали о программе коллективизации 1933-го, когда советское правительство признало, что три миллиона человек умерло от истощения. Другие источники говорят о семи с половиной миллионах, но три миллиона это цифра, признанная советским правительством, как число людей, погибших от истощения вследствие того, что правительство загоняло их в колхозы. Это задокументированный исторический факт.

А вот какова жизнь в советской деревне, представленная в «Песни о России». Вы видите счастливых крестьян. Вы видите, как они встречают героя на станции, с оркестром, одетые в красивые рубахи и башмаки, подобных которым у них и быть не может. Вы видите детей в опереточных костюмах и духовой оркестр, который они никогда не могли бы себе позволить. Вы видите наманикюренных старлеток, которые водят трактора и счастливых женщин, которые поют, возвращаясь с работы. Вам показывают крестьянскую избу и такие яства в кадре, за которые там реально могли бы убить. Если у кого-нибудь в России были бы такие яства, то он бы недолго прожил, потому что голодные соседи порвали бы его на части. Но нам показывают кадр с комментарием Роберта Тэйлора и ответом крестьянина: «Это обычный деревенский стол, еда, которую мы едим сами».

Затем крестьянин показывает Тэйлору, как они живут. Он показывает свой чудесный трактор. Который запаркован в его частном гараже. Он показывает зерно в своих закромах и Тэйлор говорит: «Великолепное зерно». О том, что крестьянин не владеет ни трактором, ни зерном, потому что это колхоз, не упоминается. Он не мог бы ими владеть. Они ему не принадлежат. Но американцы, которым ничего другого не сообщают, получают впечатление, что все это находится в частном владении крестьянина, так он живет, это его собственный трактор и его собственное зерно. Затем показывают бесконечные вспаханные поля.

Председатель:Пожалуйста, рассказывайте по порядку...

Мисс Рэнд:Я говорю слишком быстро?

Председатель:Продолжайте.

Мисс Рэнд:Тогда...

М-р Стриплинг:Мисс Рэнд, могу я позволить себе ремарку?

Мисс Рэнд:Разумеется.

М-р Стриплинг:Я смотрел фильм. В этой деревне или крестьянском доме... не бросается ли там в глаза священник или несколько священников?

Мисс Рэнд:О да, я сейчас дойду до этого. Священник появляется в первой же деревенской сцене. Он постоянно сопровождает крестьян, как друг и наперсник, как будто бы религия – естественно одобренная часть их жизни. Фактически же ситуация с религией в России в мое время была, да и сейчас, как я понимаю, осталась следующей: для члена коммунистической партии любые связи с церковью ведут к исключению из партии. Ему не разрешается посещать церковь и принимать участие в церковных обрядах. Для частных граждан, не-партийцев, это разрешено, но воспринимается неодобрительно, поэтому они держат в секрете то, что ходят в церковь. Если они хотят обвенчаться, то они обычно устраивают это у себя дома в присутствии лишь пары друзей, чтобы по их месту работы об этом никто не прознал, иначе, если станет известно об их увлечении религией, они могут вылететь с работы.

Возвращаясь к фильму. Роберт Тэйлор делает героине предложение. Она его принимает. Они играет свадьбу, конечно, в церкви. Что происходит с большой религиозной помпой, которую нам демонстрируют. Потом начинается банкет. На нем танцуют балерины в атласных юбках. Ничего подобного вы никогда не увидите ни в одной деревне, и уж совершенно точно в России. Потом нам показывают Дом Крестьянина – мраморный дворец с хрустальными люстрами. Мне бы хотелось знать, откуда они их взяли и кто это все построил для фильма.

Позже вы видите, что у всех крестьян есть радиоприемники. Когда героиня в качестве солистки играет с оркестром Роберта Тэйлора, после того, как она вышла за него замуж, вы видите сцену, в которой крестьяне слушают радио, и один из них говорит: «Многие миллионы слушают сейчас этот концерт». Я не знаю, наберется ли в России хоть сотня человек, частных граждан, у которых есть собственные радиоприемники. И я вспоминаю, что читала в газете о том, что после начала войны все радиоприемники были конфискованы правительством, и людям не разрешалось ими владеть. Сама мысль о том, что каждый колхозник, бедный крестьянин, владеет радиоприемником, совершенно абсурдна. Вы также видите, что у них есть междугородняя связь. Позже в фильме Тэйлор должен позвонить своей жене в деревню. Откуда у них взялся междугородний телефон, я не знаю.

И тут наступает ключевой момент фильма. В середине концерта, пока героиня играет, вы видите сцену на границе СССР. Перед вами очень симпатичная модернистская надпись «СССР». Хотелось бы напомнить, что это та самая граница, на которой, возможно, погибли тысячи людей, пытавшихся сбежать из этого блаженного рая. Показывается надпись «СССР», рядом стоит пограничник. Он слушает концерт! Потом сцена в караульном помещении, где пограничники слушают тот же самый концерт, прекрасную музыку Чайковского, и играют в шахматы. Внезапно на них нападают нацисты. Бедненькие русские к этому не готовы.

И тут становится ясным – и это стало огромным шоком для меня – что показанная граница – граница с Польшей. Граница оккупированной, разрушенной, порабощенной страны, которую вместе уничтожили Гитлер и Сталин. Та самая граница, которую нам показывают – милое местечко, где люди слушают музыку. Также осознается, что когда в первой части фильма показывали всю это прелесть и великолепие со счастливыми свободными людьми, среди них не было ни единого агента ГПУ, они не стояли в очередях за продуктами, их никто не преследовал – полная свобода и счастье, все улыбаются.