Андрей Никитин - Дороги веков

Всё может быть. И мы стоим с ним рядом и смотрим на огороды.

Со стороны станции доносятся гудки маневровых паровозов. Там кипит работа, днём и ночью вывозят торф.

На противоположном от нас берегу чернеют фигуры нахохлившихся удильщиков. После тёплых дней снова потянуло холодом. Плотва уже прошла, отнерестилась, но рыболовы нет-нет да и вытащат какую-нибудь зазевавшуюся рыбину.

Наконец из-за бани появляется довольный Саша с дымящейся сигаретой. Важно, не спеша спускается он по песку, неся набитый рюкзак.

— Получайте, тунеядцы! Не какая-нибудь «Прима» — московская! — говорит он, оделяя нас красными пачками сигарет. — Вот, говорил вам, что надо заказывать хлеб? То-то, сидели бы сейчас ни с чем, а так — оставили… Небось опять о братьях-славянах вздыхали? А что, если нам их поискать, покопать, пока Польцо стоит без рабочих? А? Всё-таки дело…

— Правда, начальник, может, копнём? — загорается Вадим. — Ну, поищем день-два, пару траншеек заложим возле того столба, где ты со Степаном копал… Не найдём погребений — и бог с ними!

В предложении этом есть разумный смысл, и, многозначительно отпустив: «Надо подумать…» — я усаживаюсь в лодку, повернув её в сторону плотины…

Ушли в сторону надвигавшиеся было тучи, вечернее усталое солнце красит землю в оранжево-красный цвет. Тени длинные, почти чёрные. Повороты, повороты… Мы тарахтим вдоль Усолья, а навстречу плывут рыбаки, возвращающиеся с озера Сомина. Лодки расходятся, качаются на встречных волнах, и справа остаётся Козья горка.

— Может, прямо сейчас и заглянем на варницы? — спрашивает Саша. — А потом и за инструментом…

Он благодушествует, полуразвалившись на носу лодки. Конечно, он едет с нами — каждый из нас любит порой побрюзжать и постращать другого. Жизнь идёт, и, если она сама не подсовывает нам никаких встрясок, в меру своих сил мы пытаемся её разнообразить, как разнообразят её удачи и невзгоды.

— Бывают же самоуверенные люди, — продолжает через некоторое время размышлять Саша, так и не получив ответа на свой вопрос-предложение. — Инструмент найти! Да где же его найдёшь? Так он и ждёт нас на прежнем месте… Давно уже кто-нибудь его прихватил. А если и лежит, что ж, все кочки до самого Сомина озера обшаривать? Я и то не помню, где мы тогда приставали: то ли до магистрального канала, то ли после. Зряшное дело!..

— Ты бы лучше по берегам смотрел, коли так, — прерывает его Вадим. — Глядишь, и помог бы найти, а то бубнишь себе под нос…

— У нас на поиски главный есть, — возражает Саша. — Небось должен же он реку знать…

Вот-вот, опять в мой огород камешек! Пусть его. Коряги — дело другое, на моторе я раньше не ходил. Но что касается берегов и ориентиров, то могу их перечислить во всех деталях от самого Сомина до Плещеева озера. И где мы приставали последний раз — тоже знаю.

— Саша, хватай струмент! — кричу я ему, круто поворачивая лодку к низкому приболоченному берегу, где на одной из кочек чернеет небольшой свёрток с ключами.

Мотор глохнет.

Несколько обескураженный, Саша вылезает на берег, поднимает брезентовый свёрток с инструментами и прыгает назад в лодку.

— Вот так-то, Сергеич, так-то! — смеётся Вадим, потом поворачивается ко мне. — Ну что, к варницам?

…Вытащив лодку неподалёку от Козьей горки, мы разбрелись по полю.

На мягкой и влажной пашне с полкилометра вдоль реки, как раз напротив Усолья, хорошо видно огромное чёрное пятно — место бывшего посада и варниц. У краёв пятно сереет, светлеет, сходит на нет, уступая место светлым белесоватым пескам, чуть приглушённым болотистым перегноем. В пятне повсюду торчат и лежат черепки. Чёрные, коричневые, красные и жёлтые, чёрные со свинцовым отливом и графитным лоском. Вот этот черепок с перехватом был частью высокого узкогорлого кувшина XVII века, а серый и шершавый скол на его поверхности — напоминание об отбитой ручке. И ручка лежит рядом, только не от него, а от какого-то другого кувшина. Донца и крутые бока маленьких горшочков, куски огромных и толстых горшков. Остатки большого и сложного хозяйства, в котором без кузницы не обойтись.

И действительно, немного спустя Вадим поднял сначала один кусок шлака, потом другой, он стал попадаться всё чаще и чаще, и наконец мы вышли на место древнего железоделательного производства. Кроме шлака здесь лежали крицы — крупные лепёшки полуфабриката, приготовленного здесь же, по-видимому, из местной болотной руды, плиты которой я изредка встречал на торфяных полях.

Мы двигались зигзагами, прочёсывая поле и собирая находки сначала в карманы, потом в отогнутые полы плащей, затем стали относить их к лодке. Ноги проваливались в рыхлую влажную землю. Начало смеркаться, а мы обошли ещё только половину участка, но — увы! — ни одного кусочка керамики, сколько-нибудь напоминавшей черепки двенадцатого века, пока нам не встретилось. Похоже, что старания наши напрасны.

Пора было возвращаться.

— Так ты говоришь, соляные источники как раз здесь были? — каким-то странным голосом спросил у меня Саша.

— Да, где-то здесь. А почему ты спрашиваешь? — не отрывая взгляда от пашни, ответил я.

— Так просто спросил. Вот знать хочется: дисциплинарный устав у нас есть, а поощрения какие-нибудь предусмотрены?

— Всё, всё тебе, Сергеич, будет: и щука с перцем, и кофе с какавой, и рыбу чистить вне очереди! — в тон ему ответил Вадим обычной экспедиционной присказкой.

— А тебе-то что с твоими славянами? — как обычно взвился Саша, но тут же сменил тон. — Похоже, начальничек, твои охотнички солью промышляли… Вот они, самые что нина есть доподлинные!

В руках Саша держал черепок. Да, это была она, такая знакомая, ни с чем её не спутаешь, неолитическая керамика: толстая, синевато-красная, покрытая глубокими коническими ямками. Средневековые усольские солевары, по-видимому, каким-то чудом не перекопали небольшой участок возле берега. И теперь, когда при пахоте плуг поднял более глубокие пласты, он выворотил этот черепок на поверхность.

Но первая радость недолговечна. И в душу закрадывается червячок сомнения: а вдруг случайность? Черепок настоящий, но поднят был кем-то не здесь, а в другом месте, на том же Польце, — поднят и положен в карман. А здесь наткнулся на него рукой и выбросил за ненадобностью. Не для мистификации, не по злому умыслу, просто так. Один ведь! А в жизни чего только не бывает…

— А вот ещё один! — воскликнул Вадим.

— И наконечник!

Да, находки не были случайными. В комке земли я углядел жёлтый отщеп кремня. Потом поднял ещё несколько. Черепок мог быть принесён сюда случайно, наконечник — тоже. Но отщепы не приносят. Их бросают, чтобы больше не поднимать. Во всяком случае, до прихода археологов.

Итак, здесь жили охотники неолита. Рядом с соляными источниками. Значит, они знали соль. Вероятно, собирали солёную воду и выпаривали её. И менялись с соседями. За этот такой обычный минерал, без которого нельзя сейчас представить нашу жизнь, они могли получать с Верхней Волги лиловый кремень; через многих посредников — оранжево-красный, как этот закат, янтарь с далёких берегов Балтики, а потом, много позднее, от южных соседей — медные орудия и слитки бронзы. Не в этом ли и заключается загадка этих мест?