Виктор Кукушкин - Личное. Далекое. О предках. Мои истории

Вообще-то у дедушки Никандра, можно сказать, два отца, а у меня по линии деда, получается, два прадеда. Как такое могло случиться? У одного прадеда Николая Васильевича Кукушкина не было детей. Он был лесопромышленник, жил в деревнях Лыково и Заскочиха. Скорее всего он и основал Заскочиху, как заимку, где рубили лес, выстроил там самый большой дом, благо лес под рукой. Слышал про него такую историю. Когда у одного мужика в деревне умерла лошадь, а без лошади семье в лесном краю никак, прадед купил мужику лошадь. Сказал, деньги возвращать не надо, но зимой поработаешь у меня на заимке на своей лошади. Так вот, у Николая Васильевича не было детей. В соседях жила многодетная семья Яшиных. 10 детей. Николай Кукушкин взял у них дочку Онисью, и воспитало как свою. Воспитал и подыскал мужа, выдал замуж тоже за лесопромышленника. У знакомого лесопромышленника Чечулина из Сибири сына сосватал. Привезли Онисье мужа из Сибири на Керженец. И поставил им прадед одно условие, когда родится первенец, отдать на воспитание первенца ему в дом, чтобы тот получил его фамилию и наследство. Родился мой дед Никандр (дедушка Ликаша, как я его звал в детстве). У того все братья родные остались Чечулины, а он стал Кукушкин. Я долго потом не мог понять почему так, потом объяснили.

У прадеда была большая библиотека, множество икон, фарфор. Жаль, ничего из того наследства не сохранилось. Война, потом революция, потом новая война. Потом, когда все дети разъехались по большой стране и создали свои семьи, дом разобрали по бревнам и отдали, перевезли в районный город Семёнов, там восстановили. Где-то и сейчас стоит.

Чечуля по Далю – большой ломоть хлеба или пирога. Прозвище давали крупным здоровым людям. В некоторых говорах наоборот такое прозвище давали изнеженным детям. Фамилия распространена по стране. Архитектор Чечулин, например, был главным архитектором Москвы, автором некоторых станций метро, соавтором сталинских высоток.

Лыково деревня знатная, на высоком берегу Керженца. Отсюда предки отца сплавляли лес к устью Керженца, к Макарьевскому монастырю, где проходила самая крупная ярмарка в России, карман России – так ещё её называли. Ещё по поводу деревни Лыково: корреспондент «Комсомольской правды» В. Песков нашел семью кержаков старообрядцев Лыковых в дальней Сибири. Об этом в советское время много писали. Писали, что они сознательно ушли от цивилизации, и что предки их из этой деревни Лыково, что стоит на Керженце в Семеновском районе Нижегородской области.

Редко где сейчас, распахивая поля, обнаруживают не снаряды и мины, а старинные монеты, кресты и иконы. На Керженце так.

Во время войны в семье отца случилась страшная трагедия. Когда бабушка ушла в поле за коровой (а корова была кормилицей для четверых маленьких сыновей), один сын Витя умер от осложнения аппендицита. Его все очень любили, это была страшная трагедия, не знаю, как уж потом бабушка сообщила мужу на фронт о случившемся. Когда старший сын дядя Саша вырос и создал семью первенца он назвал Виктор в честь умершего во время войны брата. И тот тоже умер. Могилка его с маленьким крестиком на кладбище в Лыково на высоком берегу Керженца. Кто-то, не в семье, деревенские, сказали, что это какое-то проклятие и в нашей семье больше никого нельзя так называть. Папа не послушал и тоже назвал меня Виктором. Потом Виктором, похоже, не назвали никого.

Мне не было года. Родители жили в подвале, своего жилья у них ещё не было, маме девятнадцать, папе двадцать четыре. В подвале сыро. Как-то отец зашёл видит, я почернел и задыхаюсь. Молодой папа схватил меня и побежал в больницу за помощью. Врач Архангельский сказал «мужик растет, надо спасать, быстро в операционную». Резали много, гланды, полипы, спасли. Я ничего не помню, мне было меньше года. Потом уже старше, помню, ходил к врачам, всё продолжали вырезать.

После того случая меня отвезли к бабушке Анне по маминой линии в деревню Богоявление, где и прошло моё детство. Да была в СССР деревня с таким названием – Богоявление. На реке Керженец, за Волгой. И сейчас есть. Когда её хотели переименовать, жители вышли на защиту. Правда, церковь превратили в клуб, потому село и стало деревней. Вместо алтаря повесили экран и начали крутить фильмы, большое советское кино. До школы я ходил в этот клуб, смотрел почти все фильмы.

Когда стал себя осознавать, со стороны деревенских до меня доносилось, «латыш», это, стало быть, моя кличка. Так в три года я узнал про кличку. Латышский, латинский – это, наверное, какие-то общие синонимы, латынь – что-то несуществующее – проносилось в моём детском мозгу. Не понимал, почему меня так называют, ни у кого не спрашивал и даже не хотел. Посчитал, что загадка идет из прошлого, ещё до моего рождения. Мир ведь существовал и ранее, да и настоящее ещё было чуть видно, не было даже воспоминаний.

В Богоявлении стал узнавать родственников по маминой линии. Бабушка Анна Сулоева, она меня воспитывала первые семь лет, её сестра бабушка Лёса, братья дедушка Роман и дедушка Саша.

Дед Роман Сулоев, старший брат бабушки Анны, в юности, поговаривали, был активистом новой власти, раскулачивал чуть ли не будущих родственников из далёких деревень, отбирал зерно и скот. Видел деда Романа всего раз. В старой избе на пригорке рядом с церковью (тогда ещё клубом). Раз он был старшим ребёнком, значит, изба досталась от родителей. Покосившееся никогда не крашеное крыльцо. Суровый бородатый сухощавый старик за печкой, такая же суровая худая жена. Мама вошла в избу вместе со мной, выставила меня перед собой, представила деду Роману нового родственника. Не помню, чтоб нас пригласили в дом. Везде сурово и аскетично, даже б сказал, бедно. Детей у него не было. Когда он умер, узнали, что он очень богат. Что-то досталось и нам на память. Мне радиола, где я проигрывал пластинки и слушал радио «Свобода», вещавшее из Америки на Советский Союз, это радио тогда глушили, потому интересно было слушать.

Дедушка Саша, брат деда Романа, жил ниже по улице в соседнем доме и не походил на брата, можно сказать, был его противоположностью. Прислали недавно его фотографию, где он в возрасте, лысый, с орлиным носом, в костюме стоит в центре группы на какой-то партконференции. За давностью лет уже с трудом вспомнил его лицо, сначала подсказали, потом вспомнил. Бабушка у семьи деда Саши брала для меня молоко. Когда я стал старше, сам стал ходить к ним за молоком. Дедушка Саша часто сидел у печи с самокруткой. Приглашал меня сесть рядом, крутил мне такую же, но пустую самокрутку, начинал разговоры. Помню, когда хоронили их старшую сестру бабушку Лёсу из соседней деревни Елисеево, видел сына дяди Саши. Тот тоже приехал тетку хоронить. Приехал на статусной «Волге» с водителем. Лицо открытое. Сказал, что работает директором на каком-то заводе в Горьком, я ответил, что учусь в театральном институте. Так мы впервые познакомились и больше никогда не виделись.