Галина Сафонова-Пирус - В Перестройке. 1987—2000. Из дневниковых записок

Платон. (Каченовский Борис Платонович (1937—2017)

– Получил щелчок по носу. – И рассказывает: – Попросил у секретаря Союза художников, чтобы подготовил данные о зарплатах, а он, дабы выиграть время, сказал, что этот список бухгалтерия сможет показать только через три дня. Хорошо, через три, так через три. Прихожу сегодня, а он: «Вот Вы в прошлый раз предъявили мне свое журналистское удостоверение, а сегодня я Вам – своё». И показывает книжечку члена Обкома партии. «Я знаю об этом», – отвечаю, а он опять: «А раз знаете, то я бы посоветовал вам вначале выяснить свои отношения с редакцией», мол, станет ли она печатать статью? Какая сволочь!

Но все же сел её дописывать и теперь, если «Рабочий» её не напечатает, думает послать в центральные газеты с названием: «Под башмаком у корысти».

…Сегодня ровно год, как обрушилось на нас это бедствие – авария на Чернобыльской атомной станции 6 6 Чернобыльская авария на АЭС – 26 апреля 1986 года. . Помню, как несколько дней спустя, когда наш собкор ехал из облученной Красной горы 7 7 Посёлок городского типа в Брянской области России, административный центр Красногорского района и Красногорского городского поселения. До 1922 года носил название Попова Гора. и на посту его машину проверили дозиметром, то радиация превышала норму в двадцать раз. Помыли чем-то – вошла почти в норму, но после этого у Володи несколько дней кружилась голова и давило в висках. Да и меня качало, быстро уставали нервы, и было одно желание: забиться в уголок, свернуться калачиком и лежать, лежать.

Чернобыль… Только спустя несколько дней сообщили нам в программе «Время»: в радиусе тридцати километров от аварии все жители вывезены; восемнадцать человек, пожарники, тушившие атомную станцию, погибли от облучения, а тринадцать – в тяжелом состоянии. Да, были мы напуганы и не знали, что можно есть, чего нельзя пить? И желтоватые пузыри на лужах после майских дождей казались зловещими. Вот несколько моих записей тех дней:

«Приехали в Красную гору ученые из Ленинграда замерять радиоактивность, направились в близлежащие деревни и возвратились, – испугались, что очень высокая. А рассказывала об этом Лида, наша проявщица, у неё там сестра живёт.»

«Возле Красной горы есть Крижановские болота, так над ними повисло радиоактивное облако, и тамошние жители уверяют, что оно ночами светится.»

«Вчера Лида опять звонила сестре, – у той трое детей, меньшей девочке один год, – так та рассказала: всем дают таблетки от радиации и детей от них рвет; выдали людям робы, шляпы, постригли наголо, не советуют выходить на улицу; беременным делают аборты даже и в пять месяцев; не рекомендуют есть зелень, ягоды, пить молоко, а коров велят сдавать на мясо.

Стараюсь, чтобы и мы не ели щавеля, зеленого лука, не пили молока, но разве убережешься от этой радиации? Зато, часто едим салаты из морской капусты, говорят, что она выводит какие-то нуклиды».

«Снова Лида пыталась звонить в Красную гору, но сказали, что там нет электричества. Врут, поди.»

«Достала дозиметр на пару дней, совала во все углы и даже в грибы, которые собирали осенью. Вроде бы все нормально. А вот в Карачеве, в саду нашего знакомого Володи Рыжковского, у скамеек из гранита, на которых они любят сидеть, вдруг так запикал, что едва успевали считать. Да и барьерчик из мраморной крошки, что в Карачеве у автовокзала и на котором обычно сидят в ожидании автобуса, тоже с тридцатью бэрами».

И все же в «Рабочем» напечатали статью Платона о художниках, но после летучки в газете пришел взвинченный:

– Не отметили ее, – блеснул очками, разделся: – У всех какое-то глухое недовольство вызвала. Почему? – Присел на стульчик у порога: – То ли вообще недовольны мной, то ли статья что-то в них задела?

– Да плюнь ты… – посоветовала и уехала на работу.

Вечером возвращаюсь, а он все еще страдает:

– Как ужасно это наше одиночество! Если б не ты, так хоть удавись. – Уходит в ванную, потом входит на кухню: – Ну что, идти с ними на контакт?

– Не ходи, – улыбнулась, что б взбодрить: – Лучше оставайся в своей одинокой башне.

И завариваю ему успокаивающий чай. Но поможет ли?

…Перестройка. Ничего-то из нее не получится, пока будут живы обкомы-райкомы, пока не будет многопартийности, пока не будет хозрасчета на предприятиях, крестьяне не станут хозяевами земли. А гласность… В центральных газетах она с каждым днём «гласнее и гласнее», а у нас…

А-у, долгожданная! Где ты загулялась?

…После напечатания статьи о художниках, звонят Платону читатели по несколько раз в день, и он ведёт с ними длинные беседы. Вижу: ему это льстит. А меж тем секретарь по идеологии Обкома партии вызывал к себе зав. отделом «Рабочего» и беседовал с ним целых полтора часа по поводу публикации Платона.

…Вначале Платон не хотел идти на собрание художников, но я посоветовала:

– Иди. Потому иди, что отсутствующий всегда виноват.

И шло собрание аж шесть часов. Кулешов, зав. отделом культуры, сказал в выступлении, что статья Качанова пользы никакой не принесла, только потешила обывателей, а Платон взъерошился:

– Так Вы что, против гласности? Пусть она будет где-то там, но не у нас?

И резолюцию приняли такую: статья в основном объективная. Но художник Бенцель потом говорил Платону, что не ожидал этого, так как руководством накануне была подготовлена совсем другая, – осуждающая.

…Лида радуется, когда захожу к ней в проявку, – наверное, видит в этом поддержку себе, ведь многие в Комитете похихикивают над ней за веру в Бога.

А директор телецентра и её начальник как-то намекнул ей, чтобы помолилась за него, если помрет, – может, чувствует свою вину перед ней за то, что развел с мужем? А дело было так: когда после смерти матери Лида вступила в секту баптистов, то он чуть ли не каждый день звонил начальнику ее мужа, чтобы тот через него повлиял на жену. И тот повлиял, – муж заявил Лиде: «Или Иисус, или я». И она выбрала Христа.

…Летучка. Вхожу.

– Ты обозревающая? – спрашивает звукорежиссер Володя Анисимов.

– Нет, Володя. Сегодня я – подсудимая.

И потому, что знаю: обозревает редактор Ирина Носова и будет мстить за то, что на прошлой летучке раскритиковала ее просоветскую передачу. И она уже говорит медленно, зло:

– Очень жаль, что все три передачи были одного режиссера. Особенно плох был «Край родной», ведущий – Качанов. Ну… – И картинно вздыхает: – Не знаю, что и сказать… – Делает наигранную паузу: – Я же вычеркнула целые абзацы из его сценария, а он оставил.