Владлен Анжело - Жизнь Горькая… Жестокая…

Для меня это был первый в моей жизни случай, когда я стал очевидцем злодеяний немецких фашистов… Лишь спустя много лет я узнал: это Сталин и его клика, заключив пресловутый пакт о ненападении, развязали руки Гитлеру. Они наивно полагали, что Гитлер увязнет в войне с англичанами и подставит русским свою спину. Однако Гитлер перехитрил Сталина, который к тому же перед самой войной истребил свыше… сорока трёх тысяч (!) командиров Красной Армии, включая трёх маршалов!..

* * *

Наше бегство от врага длилось свыше… трёх месяцев! Но обо всём по порядку. Наступили холода, зарядили дожди… Наше «руководящее ядро» (отец и оба дяди – Арон и Давид) пришло к неутешительному выводу: войне не видно ни конца, ни края… Надо во что бы то ни стало добраться до Воронежа, а там попытаться сесть на один из поездов, идущих вглубь страны.

Проехав на лошадях свыше… тысячи километров (!), мы в конце концов добрались до Воронежа. На железнодорожной станции отец передал (под расписку) трёх наших лошадей командиру одной из кавалерийских частей, двигавшихся в сторону фронта.

С большим трудом нам удалось пробиться в один из товарных вагонов-теплушек, оборудованных двухъярусными нарами и печкой-буржуйкой в центре вагона. За несколько лет до начала войны товарные вагоны грузоподъёмностью двадцать тонн, а также пульмановские вагоны были специально приспособлены для транспортировки частей Красной Армии по железным дорогам страны.

Так началась вторая часть нашей жуткой одиссеи… Поезда с эвакуированными загонялись в тупик, освобождая путь для воинских частей, двигавшихся в сторону фронта. Никакие просьбы эвакуированных к железнодорожному начальству поскорее отправить их поезда на восток не давали никакого результата… Железнодорожное начальство в первую очередь руководствовалось приказом ГКО (Государственного комитета обороны): «Всё для фронта! Всё для Победы!».

Вторая половина 1941 года обернулась для Красной Армии, для всей страны чудовищной катастрофой…

* * *

Шли дни, недели… Наступил декабрь. Пищу эвакуированные готовили на кострах, используя в качестве топлива разбитые шпалы. Скученность в вагонах была невероятная… В обстановке жуткой антисанитарии, хронического недоедания я заболел тяжелейшим кишечным заболеванием – колитом… Мне грозила явная гибель…

По вагонам ходили вербовщики, агитируя беженцев ехать в бывшую республику немцев Поволжья. В августе 1941 года по решению советских властей все поволжские немцы были депортированы в Казахстан и Сибирь…

19 декабря 1941 года наш поезд прибыл в Саратов. Тётя Циля и дядя Арон решили высадить меня в Саратове и отвезти к родной сестре дяди Арона, Ане Перельман, которая жила с мужем Соломоном, двумя детьми и свекровью в центральной части Саратова, в небольшом деревянном доме старой постройки с удобствами во дворе… Вся наша остальная родня продолжила свой путь по железной дороге. Прибыв на станцию Плёс, все родственники поехали в райцентр Гнаденфлюр. Впоследствии этот райцентр был переименован в Первомайск.

19 декабря 1941 года стало первым днём моей жизни в эвакуации. За два года до начала войны тётя Аня со своим сыном Гришей приезжала в наш город Новгород-Северский. Гриша был старше меня на два года.

И вот теперь я оказался в новой семье. Хотя все члены семьи, включая 6-летнюю Фаню, отнеслись ко мне в высшей степени благожелательно, тем не менее разлука с самыми близкими мне людьми, тётей Цилей и дядей Ароном, в сочетании с тяжелейшим кишечным заболеванием – колитом – повергло меня в тяжелейшую депрессию…

На листке бумаги я расчертил клетки, в которые я вписал числа конца декабря месяца 1941 года.

Боже мой, как я тосковал за своими близкими!.. И вот свершилось чудо: 31 декабря 1941 года из Гнаденфлюра в Саратов приехали со своими вещами тётя и дядя. Вместе с ними приехал мой отец. В Гнаденфлюре всем взрослым предложили работать в… колхозе! Для людей, никогда не ухаживавших за скотом, не имевших элементарных навыков в земледелии, которым, наконец, пошёл пятый десяток лет, такая «перспектива» была совершенно неприемлема! Даже в условиях жестокой и кровопролитной войны с фашистскими ордами!..

Поэтому тётя с дядей решили переехать в Саратов и обосноваться в нём. Вместе с ними в Саратов приехал мой отец. В обкоме партии отцу дали руководящую должность заместителя председателя Первомайского райпотребсоюза. Однако успех отца впоследствии затмили две трагедии: смерть отца Иды Бориса и кончина полуторагодовалого Юрика… Для Иды смерть любимого сына явилась страшным ударом! О, как бы она была счастлива, если бы не Юрик, а я ушёл в мир иной!.. Отец, несомненно, тоже не возражал против такого «варианта»… Но Судьба даровала мне жизнь, и в этом большая заслуга близких мне людей – тёти Цили и дяди Арона.

* * *

У дяди Арона кроме сестры Ани был ещё один родственник – Сева, блестяще окончивший Саратовское танковое училище и оставленный в нём на преподавательской работе. Сева женился на девушке из еврейской семьи, имевшей небольшой собственный дом в центре Саратова. Вот в этом доме, по просьбе Севы, родители его жены выделили нам крохотную комнатку, где умещались две кровати и небольшой столик у окна.

К концу января 1942 года я вылечился от колита, однако продолжал находиться в состоянии тяжелейшей депрессии… Потухший взор, апатия, равнодушие ко всему на свете… Четырёхмесячная эвакуация, хроническое недоедание, тяжелейшая болезнь не прошли бесследно… Надо было решать что-то со школой, но я безнадёжно отстал, чтобы учиться в пятом классе: третья четверть была в самом разгаре… Пришлось мне снова идти в четвёртый класс, который в минувшем году я закончил с похвальной грамотой. Вот так, во второй раз, я стал второгодником…

Однако повторная учёба в четвёртом классе пошла мне на пользу. Мои тренированная память и сообразительность сразу дали великолепные результаты: я стал отличником! Учительница поручила мне оказать помощь в учёбе одному отстающему ученику.

Поскольку часть школьных зданий в Саратове была отдана для устройства госпиталей, почти во всех школах города занятия проводились в две смены. Мне пришлось ходить во вторую смену. Утром, позавтракав, я уходил к своему «подшефному». Мы вместе готовили уроки. Я объяснял непонятный материал, проверял знания по устным предметам. За этот мой труд мама мальчика кормила меня обедом.

После этого мы шли в школу. За успехи в учёбе мне дали премию – тёплые валенки, которые оказались весьма кстати.

Дядя Арон устроился на работу в Торгречтранс, однако проработал недолго: в конце февраля 1942 года его призвали в армию… Для нас с тётей это явилось большим ударом… Дядю вместе с другими мужчинами отправили на станцию Ртищево. В конце марта он сообщил: вскоре их должны отправить на фронт…