Владлен Анжело - Жизнь Горькая… Жестокая…

Вскоре показался встречный поезд, который двигался по путям, расположенным ближе к вокзалу. Когда этот поезд стал замедлять свой ход, я вскочил на ступеньки и взобрался на площадку между вагонами. В этот момент какая-то женщина обратилась ко мне с просьбой взять её ребёнка на руки. Я взял у неё малыша и хотел пробраться между двумя поручнями, где был достаточно большой просвет. Когда я оказался между этими поручнями, произошло торможение, поручни сблизились и сжали меня в области живота. Я закричал от нестерпимой боли! Ребёнка тут же взяли у меня, а я с огромным трудом вырвался из клещей, образованных поручнями… Я был в шоке… Болела спина в области выше поясницы… Добравшись до вагона, я залез на полку и несколько часов лежал неподвижно, находясь под впечатлением пережитого…

С тех пор прошло свыше… семи десятилетий, но я до сих пор помню тот кошмарный случай…

* * *

Спустя месяц, 15 августа 1948 года, из института пришло официальное уведомление о моём зачислении в МЭИ. 27 августа я уехал в Апрелевку, а спустя два дня я приехал в Москву, в институт. Поселился я в Лефортовском студенческом городке, в нескольких минутах ходьбы от института, в первом корпусе. Всего в студгородке было двенадцать корпусов. Более половины из них были здания панельного типа.

Комната, куда меня определили, находилась на шестом этаже, без лифта! В небольшой комнате стояли четыре кровати (в два яруса) и ещё одна кровать возле окна. В этой комнате стоял стол и несколько стульев. Вот и всё убранство… Койки на верхнем ярусе были уже заняты, так что мне пришлось довольствоваться койкой на нижнем ярусе.

Накануне 1 сентября состоялась встреча первокурсников с деканом нашего факультета, профессором Иваном Ивановичем Соловьёвым. Он, кстати, был доктором технических наук и возглавлял кафедру релейной защиты и автоматизации энергосистем.

День первого сентября 1948 года стал началом моей студенческой жизни.

Первые лекции ошеломили меня! Во-первых, я ничего не мог разобрать на доске, на которой писал лектор. Во-вторых, я не в состоянии был осмыслить уравнения, формулы, геометрические построения, которые излагались в процессе лекции…

Когда я обратился к окулисту в студенческой поликлинике, выяснилось: я страдаю близорукостью… Мне выписали очки. Так что первая проблема была разрешена.

Гораздо хуже обстояло дело с усвоением материала. Осмыслить сказанное лектором, понять ход его рассуждений я был… не в состоянии! (Спустя полтора с лишним десятилетия врач-психиатр в поликлинике Института ядерной физики, где я в то время работал, поставит страшный диагноз: я страдаю… заторможенностью мышления!) Вот они, «плоды» врождённой психопатии и отравленного детства, бесчисленных болезней и ужасов минувшей войны с фашизмом…

Хочу подчеркнуть: темп лекционных занятий был неимоверный! Записать материал лекций было невозможно!

Вот память у меня была превосходной! Прошло свыше семи десятилетий после начала учёбы в институте, но я до сих пор помню, что в первом семестре нам читали лекции по следующим предметам: математический анализ, аналитическая геометрия, начертательная геометрия и теоретическая механика. По этим предметам предстояло сдавать экзамены в зимнюю сессию. Кроме того, нам преподавали основы марксизма-ленинизма, техническое черчение, технологию металлов: теория и практические занятия в мастерских на металлообрабатывающих станках, сварочных аппаратах и т. д.

Чем больше проходило времени, тем настроение моё становилось всё хуже и хуже… Я сник, пал духом… Я часто вспоминал тётю Цилю, её материнскую заботу обо мне. Мне так хорошо было дома! У меня был свой небольшой письменный стол, полка с книгами, портрет мамы над моей кроватью… Спустя много лет я писал:

* * *

Не радовали меня и студенческие песни, одну из которых я помню до сих пор:

С первой же минуты Бог создал институты, и Адам студентом первым был.

Адам был парень смелый, ухаживал за Евой, и Бог его стипендии лишил…

От Евы и Адама пошёл народ упрямый, такой неунывающий народ.

Студент бывает весел в период между сессий, а сессии всего два раза в год.

День мы прогуляем, два мы проболтаем, а потом не знаем ни бум-бум!

Выпьем за гулявших, выпьем за несдавших, сессию сдававших наобум.

Без вина и водки сохнут наши глотки, но тому мы скажем наперёд:

«С наше поучите, с наше позубрите, с наше посдавайте хоть бы год…»

А вот ещё одна шуточка-прибауточка:

* * *

Заканчивалась вторая неделя моей жизни в Москве. Наступила осень, зарядили дожди… Я простудился, поднялась температура… Болело горло… Мне страстно захотелось бросить всё и как можно скорее бежать из Москвы! Я тут же написал письмо тёте Циле о том, что мне здесь очень плохо, что я хочу поскорее вернуться домой!..

Ответ на моё письмо пришёл очень быстро. Оно было коротким, резким и обидным… «Какими глазами ты будешь смотреть на учителей, которые дали тебе такие прекрасные знания? – писала тётя Циля. – Ты, конечно, можешь приехать, но тебе придётся наниматься в пастухи, так как ни на что другое ты не способен!» Это письмо, как удар хлыста, отрезвило меня… Я хорошо осознал: обратного пути у меня… нет! Но что же мне делать?

После долгих и мучительных раздумий я пришёл к выводу: лекционный материал, излагаемый студентам, не является личным изобретением того или иного лектора. Наверняка об этом написано в специальных учебниках.

Когда я поправился, я сразу же пошёл в институтскую библиотеку. Моё предположение оправдалось: в толстых фолиантах учебников я нашёл абсолютно всё, о чём нам говорилось на лекциях. Подобно тому как альпинист, взбираясь на крутую гору, карабкаясь по скалам, цепляется за каждый выступ, так и я, читая одно предложение за другим, пытался уяснить его смысл, и лишь после этого, шаг за шагом, двигался дальше. Медленно, постепенно я стал хорошо ориентироваться в материалах лекций. Моя тренированная память сослужила мне верную службу.

Вот так, постепенно, с большим трудом, я начал своё восхождение к вершинам знаний. Одновременно я взялся за черчение. Купил себе готовальню – набор принадлежностей для черчения. Наконец к концу сентября 1948 года я полностью «акклиматизировался»!

* * *

В начале декабря 1948 года началась зачётная сессия, которую я успешно сдал. На 30 декабря был назначен первый экзамен по начертательной геометрии. Не теряя ни минуты, я стал интенсивно готовиться к экзамену. В библиотеке я взял специальный атлас, содержащий решения сложнейших задач. Я разбирал эти решения, переходя от более простых задач к более сложным.