Иван Поляков - Донские казаки в борьбе с большевиками

Так бесхитростно говорили старики, и каждое их слово невольно врезалось в душу. В уютной и теплой теплушке, при фантастическом освещении ярко накаленной печи, наша беседа затянулась до глубокой ночи.

Около полудня 11-го января стало известно, что наш эшелон скоро отправляют далее. Действительно, в два часа дня поезд тронулся. Ехали медленно, с большими остановками на станциях, иногда часами стояли в поле, ожидая открытия семафора, и только ночью 12-го прибыли на ст. Апостолово.

Во время этого переезда нас поражало одно чрезвычайно характерное явление, а именно: на станциях и даже полустанках наш поезд буквально осаждали рабочие, проникали в вагоны, заводили знакомства с казаками, угощали их водкой и, подпоив, вели среди них пропаганду.

Удивляла ее систематичность и продуманность. Пользовались всяким отрицательным явлением, недостатком чего либо, неприятным случаем и даже мелочью, чтобы связать их с именем Донского Атамана и, под тем или иным предлогом, выставить его ответственным за это.

В насыщенной атмосфере угроз, злобной клеветы и проклятий, Каледин был злобой дня среди солдатской и рабочей массы. На обычные вопросы казаков: «отчего эшелон стоит так долго? когда пойдем дальше? почему нет кипятку или угля для отопления теплушек?» – следовали, как бы заученные, одни и те же ответы: «Каледин и кадеты не пускают», «Каледин и проклятые буржуи забрали себе все паровозы», «Калединцы-кровопийцы не дают угля, а здесь люди мерзнут, но им-то душегубцам все равно».

Несколько раз я, а иногда по моей просьбе Сережа Щеглов, обращался с каким-либо вопросом к стрелочнику, смазчику, сцепщику или иному служащему на станции и ответы были всегда тождественны с вышеприведенными. Убежденность тона и злобность с какой они отвечали, говорили за то, что эти люди фанатично верят в правоту своих слов. Видно было, что их искусно сумели обработать, убедить и основательно привить в сознание, что корень всех невзгод и жизненных недостатков, не кто иной, как враг народа – Каледин, контрреволюционеры, помещики, офицеры и кадеты. В своей простоте они, конечно, не сознавали, что в руках людей, разрушавших Россию, они – только слепое и послушное оружие.

Это был первый способ морального разложения казаков, другой, более тонкий и искусный, вели специальные советские агенты, сея вражду и разжигая классовую ненависть. Их основным лейб-мотивом было: солдат, казак, рабочий – герои, мученики, а офицер и интеллигент – ничто, паразиты, эксплуататоры народа. Под видом информаций о Доне в товарищеской беседе, за рюмкой водки, они, подлаживаясь под настроение казаков, передавали им о том, как Каледин и буржуи ведут борьбу с трудовым народом. Нагло и развязно уверяли, что борьба эта для угнетателей народа идет неуспешно, что дни Каледина и его шайки сочтены, ибо народ и трудовое казачество уже поняли, что война нужна только богачам да офицерам. Каледин продался буржуям, они, захватив казенные деньги, отовсюду сбежались в Новочеркасск и теперь собираются восстановить монархию и организовать контрреволюцию. Донское Правительство и Каледин угнетают рабочих и крестьян, арестовывают солдатские революционные организации и безжалостно расстреливают работников революции. Зная это, казаки, прибыв на Дон, расходятся по станицам и там ждут прихода Красной гвардии, которая уже формируется, дабы совместно с ней выгнать из области всех контрреволюционеров, отобрать и справедливо поделить народные деньги, после чего мирно зажить свободной жизнью.

«Довольно вы воевали, – говорили они, – пусть юнкера да офицеры сами дерутся, все равно работать они не привыкли, им война – одна выгода, а для народа – несчастье. Здесь не только мы, но и наши жены и дети голодают, а виноват Каледин, который задерживает хлеб, отпущенный рабоче-крестьянской властью для бедного народа».

По мере приближения к Донской области натиск большевистской агитации заметно усилился, и казаков сильнее затягивал омут революционных настроений и противоречий. Предохранить их от этого пагубного влияния и сохранить здоровое начало патриотизма было невозможно.

На моих глазах, у казаков под влиянием пропаганды, происходил душевный надлом и повышалось большевистское настроение. Казаки хмурились, кто прежде был приветлив, теперь смотрел исподлобья, другие демонстративно подчеркивали свое приятельство с большевиками и умышленно держали себя вызывающе, нашлись и такие, которые, быстро восприняв все слышанное, сами начали мутить других и открыто высказывать угрозы по адресу Атамана Каледина и офицеров.

Только старики не поддавались искушению. Насупившись и ворча под нос, они грозили, говоря: «Придем на Дон, дело повернем по-своему».

Наступило утро 13-го января. Мы все еще стояли на станции Апостолово и станичники начали проявлять нетерпение. На станции находилось уже несколько эшелонов, в том числе и эшелон штаба 11-го Донского полка. Нас постепенно одолевала скука. Но вот уже в полдень, неожиданно разнесся слух, казавшийся вначале мало вероятным, будто бы казаки высадятся здесь и походным порядком пойдут на Дон. Причиной такого решения, как нам передали, послужило требование большевиков, занимавших г. Александровск сдать оружие.

Казаки выполнить это отказались, а большевики не хотели пропустить эшелоны дальше. Эта новость нас сильно обрадовала. Присоединившись к полку, мы вместе с ним надеялись скорее очутиться на Дону, а кроме того, думал я, пробиваясь домой с оружием, полк тем самым зачислит себя в сторонники Атамана Каледина.

Не теряя времени, я пошел в штабной вагон полка. Представился командиру полковнику П. и офицерам, среди которых оказались и мои однокашники по Донскому кадетскому корпусу. Разговорились. Они охотно поделились со мной своими планами. Предполагалось по железной дороге продвинуться, как можно ближе к Днепру, затем высадиться в районе Никополя, переправиться через Днепр и дальше идти походом. По имевшимся сведениям, вслед за нами шел 6-й Донской казачий полк, отлично сохранившийся, одна сотня текинцев и около сотни приставших в пути офицеров. Вследствии этого, казалось целесообразным выждать прибытия этих частей, дабы дальше двигаться совместно.

После обеда я вновь сидел в штабе полка и вместе с командиром вырабатывал план похода. С целью определения местонахождения паромов на Днепре, их прочности, грузоподъемности, а также выяснения мест наибольшего скопления большевиков, мы наметили выслать два офицерских разъезда, а вместе с тем обсуждали вопрос прикрытия от возможного нападения на нас со стороны г. Александровска. Наша работа неожиданно была прервана каким-то гулом, постепенно возраставшим. Мы прервали наше занятие и прислушались, вопросительно смотря один на другого. Через несколько минут среди неясного шума, можно было отчетливо уже разобрать и отдельные голоса.