Иван Поляков - Донские казаки в борьбе с большевиками

«Да что вы, ваше благородие, разве я Бога не имею, мне-то что, вы мне не мешаете, едете, ну и езжайте», – немного обидевшись, проговорил казак.

«Ты, пожалуйста, не сердись, – сказал Сережа, – я пошутил, я знаю, что ни ты, ни твои станичники болтать зря не будут, зла я им не сделал, расстались мы друзьями и лучше возьми вот 10 рублей, купи водки и выпей с ними за мое здоровье».

Обрадовавшись и не ожидая вторичного приглашения, Чернобрюхов, взяв деньги, стремглав выскочил из вагона. Не прошло и минуты как он вновь появился еще с двумя казаками, пришедшими благодарить «их благородие» за подарок.

Чтобы оправдать цель своей поездки и выпутаться из неприятного положения, Сережа рассказал, будто бы у него в Новочеркасске находится больная мать, и он едет ее проведать. Но так как большевики офицеров на юг не пропускают, то ему пришлось переодеться в солдатскую форму.

«А вы, ваше благородие, хорошо нарядились, совсем нельзя вас узнать», – говорил еще один казак. «Мы долго сумлевались и так, и этак глядели на вас, чи вы, чи не вы, да только когда вы заговорили, – тут мы вас все признали». Не оставили они в покое и нас. Улыбаясь и подмигивая лукаво Сереже, один из них добродушно промолвил: «Да и эти вот, какие же они солдаты. Еще тот, указал он на меня, может быть, и есть купец, а вот другой как пить дать офицер, только, кажись, на фронте никогда их не видел».

Мы не протестовали и только старались перевести не особенно приятный разговор на другую тему. Уходя от нас, казаки клятвенно обещали держать язык за зубами. Хотя после разговора с ними мы чувствовали некоторую уверенность, что сознательно казаки нас не выдадут, но в то же время нельзя было поручиться, что они не проболтаются случайно. Последнее обстоятельство не на шутку нас тревожило. Приходилось поэтому быть настороже. Наше беспокойство усилилось, когда в сумерки достигли ст. Торговой, где, кроме вооруженных солдат и красногвардейцев, никого не было из частной публики. На путях стояло два эшелона красной гвардии, готовых для отправки, вероятно, на Батайск. На станции все нервно суетились, чувствовалась приподнятость настроения, что обычно свойственно станциям, особенно узловым, расположенным недалеко от фронта. Такому состоянию в значительной степени способствовало прибытие на Торговую санитарного поезда с ранеными красногвардейцами в районе Ростова. При громких криках сожаления и клятвенных обещаниях беспощадной мести всем контрреволюционерам раненых торжественно перенесли в зал первого класса. Но в то же время я заметил, что вид раненых сильно охладил революционный пыл товарищей. Во всяком случае, председатель военно-революционного комитета, человек с довольно интеллигентным лицом, панически метался во все стороны, видимо, стараясь собрать солдат, подлежащих к отправке на Батайск. Держась за голову и летая по вокзалу, он беспомощно взывал охрипшим голосом: «Товарищи, авангард революции из эшелона № 7, пожалуйте в вагоны, поезд сейчас отправляется, наши требуют срочной помощи». А на это ему пьяные голоса отвечали: «Ничаво, без нас не уйдет, не горит, подождет маленько».

В царившей сутолоке на нас никто не обращал внимания, и мы беспрепятственно бродили всюду, наблюдая нравы и большевистские порядки. Вместе с тем мы не забывали и следить за нашими казаками, дабы не попасться врасплох. Они вышли на станцию, купили водки и закуски, а затем, забравшись в теплушку, поделили оставшиеся деньги и увлеклись карточной игрой. Как и прежде, наш поезд был оцеплен охраной, но этому мы не придавали значения, ибо нас принимали за казаков. Поезд тронулся, а наши станичники продолжали игру и, видимо, сдержали свое обещание и никому о нас не проболтались.

Вскоре отцепили вагон, вероятно, с казаками Егорлыцкой станицы, затем – Мечетинской, и далее поезд следовал уже только в составе 4 вагонов. От казаков мы узнали, что конечный пункт нашего эшелона – полустанок Злодейский, дальше которого поезд идти не может, ибо пути разобраны. Зайдя к станичникам, мы искренне поблагодарили их за гостеприимство и доброе к нам отношение и стали готовиться к последнему нашему этапу.

Поздно ночью прибыли на полустанок. Предварительно несколько раз обошли полустанок и детально его осмотрели. В одной комнате здания работали военные телеграфисты, принимавшие и передававшие какие-то телеграммы. Вероятно, это был передаточный большевистский пункт связи. В другом конце здания мы с трудом через замерзшие стекла рассмотрели несколько десятков сидевших и лежавших в комнате вооруженных солдат. Казаки свободно входили и выходили из этого помещения. То же решили проделать и мы, побуждаемые желанием послушать разговоры, узнать новости и по ним сколько-нибудь представить себе обстановку.

Деланно-развязно вошли и молча разместились в разных углах. Маленькая лампочка тускло освещала помещение. Из соседней комнаты через дверь чуть слышно доносились голоса, иногда отрывки читаемых телеграмм. Напрягая внимание и слух, я скоро убедился, что понять что-либо и хоть смутно представить себе положение на фронте было совершенно невозможно. Большинство бывших здесь солдат уже спало, бодрствующие или ругали буржуев и белогвардейцев или вели разговоры, не имеющие для нас никакого интереса. Оставаться поэтому здесь дальше, подвергая себя все же известному риску, мне казалось бессмысленным. Я вышел, за мной последовали и мои друзья. Удалившись немного от полустанка, мы остановились, обсудили положение и решили двинуться в общем направлении на северо-запад, т. е. на Новочеркасск.

Ночь стояла очень темная, в двух шагах ничего не было видно, и мы двигались больше наугад. Шли медленно, осторожно, часто останавливались и прислушивались, опасаясь неожиданно натолкнуться на большевистский разъезд или дозор. Инстинктивно я чувствовал, что мы сбились с пути и идем в противоположную сторону. Темные облака, покрывая небо, скрывали звезды, компаса у нас не было, и мы не могли ориентироваться. Вдруг перед нами выросло что-то большое, темное, принятое нами сначала за строение, но приблизившись, мы увидели, что это стог сена. Не желая бесплодно утомлять себя и надрывать последние силы, я предложил переждать здесь и на рассвете, взяв правильное направление, двинуться дальше. Мое предложение было охотно принято. С большим трудом мы забрались на верх стога, разгребли яму, в которой и разместились довольно удобно. Немного согрелись, и мои спутники стали дремать. Мне спать не хотелось, и я сам вызвался бодрствовать.

Я был всецело поглощен мыслью о конечном этапе нашего путешествия, стараясь предугадать те препятствия и случайности, какие могли еще ожидать нас на этом пути. Вместе с тем хотелось подвести итог всему, чему я сам был очевидцем, что видел и слышал за три недели своего скитания. В эти дни я побывал в Каменец-Подольской, Киевской, Таврической, Екатеринославской, Харьковской и Воронежской губерниях, был на границах Тамбовской, Саратовской и Ставропольской, наконец, с разных сторон приближался к Донской области, частично ее захватывая, а затем пересек и значительную часть этой последней.