Иван Поляков - Донские казаки в борьбе с большевиками

Между тем в городе уже с пяти часов вечера трудно было пройти по тротуарам Московской улицы и Платовского проспекта из-за огромного количества бесцельно фланирующей публики. На каждом шагу, среди этой пестрой толпы, мелькали то шинели мирного времени разных частей и учреждений, то защитные, уже довольно потрепанные полушубки, вперемежку с дамскими манто, штатскими пальто, белыми косынками, составляя, в общем, шумную, здоровую и сытую разноцветную массу. Это были праздные, элегантно одетые люди, их веселость и беспечность никак не вязалась с тем, что было так близко.

Словно было два разных мира: один здесь – веселый, беспечный, но в то же время трусливо осторожный, с жадным желанием жить во что бы то ни стало, а другой, хотя и близко, но еще невидимый, где порыв и подвиг, где лилась кровь, где в зловещем мраке ночи беспомощно стонали раненые, где доблестно гибли еще нераспустившиеся молодые жизни и совершались чудеса храбрости и где бесследно исчезали, попадая в рубрику «безвестно пропавших». Чувствовалось, что люди как-то очерствели и нервы совершенно притупились. Уже не вызывал в душе мучительных переживаний унылый погребальный звон колоколов Новочеркасского собора, напоминая ежедневно о погибших молодых героях. Каждый день жуткая процессия тянулась от собора по улицам города к месту вечного упокоения: несколько гробов, наскоро сколоченных, порой окруженные родными или близкими, а чаще, безыменные, чуждые всем, под звуки траурного марша, сопровождались одиноко только Атаманом Калединым [15] А. Суворин. «Поход Корнилова», стр. 9. .

Это были те юнцы-герои, кто, бросив семью, родное, близкое, одиноким пришел на Дон, кто, не жалея своей жизни, охотно шел на подвиг с одной мыслью – спасти гибнущую Родину.

Так красиво умирали юноши, а в то же время, по приблизительному подсчету, в Новочеркасске бездельничало около 6 тысяч офицеров. Молодежь вела Россию к будущему счастью, а более зрелые элементы пугливо прятались по углам, всячески охраняли свою жизнь и готовились, если нужно, согнуть шею под большевистским ярмом и снести всякие унижения, лишь бы только существовать.

То же было и в Ростове. Недаром ген. Корнилов говорил: «Сколько молодежи слоняется толпами по Садовой. Если бы хотя пятая часть ее поступила в армию, большевики перестали бы существовать» [16] За два дня до смерти Атамана Каледина, я был принят им. Уже тогда на его лице была заметна какая-то грусть и обреченность. Он упрекал казаков и Правительство в непонимании обстановки и предсказывал неминуемую в ближайшие дни гибель Дона. Его правдивые слова врезались в мое сознание и сильно отразились на моем настроении. .

Но, к сожалению, русский интеллигент, везде гонимый, всюду преследуемый и расстреливаемый, предпочитал служить материалом для большевистских экспериментов, нежели взяться за оружие и пополнить ряды защитников. Ярко всплывала шкурная трусость. Растерянность, охватившая высшие сферы, еще крепче засела в обывателя. Одни зайцами запрятались в погреба и, шевеля настороженными ушами над сложенными чемоданами, глубокомысленно обдумывали, куда и как безопаснее улизнуть из Новочеркасска. Другие готовились с прежней гибкостью позвонков пресмыкаться перед новыми владыками и мечтали быстро сделать красную карьеру. Все ненавидели большевиков, однако, несмотря на это, вместо дружного им отпора с оружием в руках большинство свою энергию и силы тратило на то, чтобы какой угодно ценой, но только не открытым сопротивлением, сохранить свою жизнь. Тщетно Каледин взывал к казакам, но они на зов его не откликались. Уже в казачьих станицах местами начали появляться комиссары, чужие казакам люди, вместо атаманов стали создаваться советы, приказы атамана Каледина на местах не исполнялись.

Столь же безуспешны были попытки и Походного атамана ген. Назарова поднять на борьбу с большевиками городское население, в частности, многочисленное офицерство, пассивно проживавшее в Новочеркасске. Все как будто сознавали опасность, но охотников взяться за оружие было очень мало.

С большим трудом удалось из всего многочисленного праздного офицерства сколотить небольшой отряд для внутреннего порядка и охраны города [17] По-моему, главная причина неудачи в том, что вместо строгого приказа о мобилизации было приглашение. .

При таких условиях вопрос – где найти источник пополнения боевых отрядов, был главный и собой затемнял все другие. В силу этого все остальное признавалось второстепенным, и потому нередко вооружения, снаряжения, боевых припасов, обмундирования и даже продовольствия не хватало именно там, где требовалось, несмотря на то, что в городе было много и оставалось неиспользованным.

Было видно, что начальник штаба Походного атамана уделяет чересчур большое внимание лицам, предлагавшим услуги по организации партизанских отрядов, наивно веря, что эти люди каким-то чудом смогут достать нужных бойцов. На этой почве появилось много лиц, которые, обычно украсив себя с ног до головы оружием, уверяли начальника штаба, а иногда Походного или Донского Атамана, что они смогут сформировать отряды и найти людей. Для этого им необходимы только официальное разрешение и, главное, деньги. Им верили, хватаясь за них, как утопающий за соломинку.

В результате произошли огромные злоупотребления казенными деньгами, распутывать которые мне пришлось уже весной и летом 1918 года.

К моменту моего приезда в Новочеркасск Донское Правительство, именуемое «паритетным», доживало свои последние дни. Не касаясь этого вопроса подробно, я укажу только, насколько такое Правительство пользовалось авторитетом среди военных кругов, с одной стороны, а с другой – как сильно было его влияние на казачью массу. Возникло оно еще в декабре месяце 1917 года, под непосредственным влиянием Атамана Каледина, считавшего, что управлять областью, опираясь на одну часть населения, невозможно, необходимо к местным делам привлечь все население. Исходя из численного отношения казачьего и неказачьего населения края Войсковой Круг 3-го созыва, несмотря на горячие протесты некоторых депутатов, решил в конструкцию ввести арифметическое начало, – паритетное. Так создался пресловутый паритет.

Предполагалось, что привлечение к управлению краем элементов неказачьего происхождения, поможет избегнуть осложнения внутреннего характера, будет вырвана почва для агитации большевиков и иногородних, обвинявших казаков в захвате власти на Дону за счет «трудящихся масс», и вместе с тем иногородние станут на защиту области.

В результате такого решения после состоявшегося 29 декабря 1917 года съезда иногороднего населения к коллективу из 16 казачьих членов Правительства (8 членов Правительства и 8 Войсковых «есаулов» с правом совещательного голоса) было пристегнуто еще 16 членов от неказачьего населения (8 членов Правительства и 8 эмиссаров).