Лев Липовский - Жизнь солдата

Вот в такой многочисленной и уважаемой семье жил Исаак, а вел себя не лучшим образом. Бывали дни, когда мы с ним дружили так, что водой не разольешь. И тогда мне приходилось попадать в очень опасные ситуации. Исааку хорошо, он сумел сам себя воспитать, а меня воспитали мама и соседка тетя Сарра. А это значило, что делать плохое я опасался. Но и отставать от мальчишек было еще опасней. Поэтому, когда у нас с Исааком случалась закадычная дружба, и мы везде ходили вместе, то я вынужден был лазить в чужие сады.

Исаак собирал целую ватагу мальчишек и вел нас на очистку церковного сада. Мы и раньше наведывались в этот сад, но рвали яблоки только с яблонь, которые стояли около ограды. А Исаак, руководя нашим забегом, заводил нас в центр сада к самым вкусным яблокам. Причем, его смелость доходила до высшей степени дерзости. Сад охранял старый-престарый дед по имени Ахрем. Мы, как увидим, что он нас заметил и, размахивая палкой, идет к нам, пускались наутек и, перемахнув через ограду, наблюдали за ним, а иногда даже дразнили, зная, что он нас не догонит. А Исаак, наоборот, никогда не убегал, а лез на дерево, на самую высокую ветку, и сидел там спокойно и ел яблоки. Старик ходил вокруг дерева, угрожая палкой, кричал и ругался, а Исааку, как с гуся вода. Сидит спокойно, как будто и нет внизу этого деда. Больше того, огрызки от съеденных яблок в деда бросает. А дед от злости прямо из себя выходит. Мальчишки все в восторге от Исаака, а мне деда жалко: говорили, что ему больше ста лет. Видя, что никакие угрозы не помогают, дед идет звать попа. Когда появляется поп, Исаак слезает с дерева и спокойно идет к нам. Вот какой был Исаак Гольдберг с нашей улицы.

Однажды, он рассказал нам, что его отец – лунатик. Когда ночью светит полная луна, он ходит по самому краю крыши и никогда не падает, потому что его притягивает луна. В это время нельзя его будить, иначе он сразу проснется, упадет и разобьется насмерть. Мы все верили его выдумке, а я ясно представлял его отца в белом нижнем белье, ступающего по самому краю крыши. Учился Исаак плохо, но не потому, что плохо соображал, а просто потому, что не хотел учиться. И учителя тоже не могли с ним сладить. С большим трудом его дотянули до четвертого класса. Характер его не терпел никакой власти над собой. И смелость свою он готов был показывать везде, при любых обстоятельствах.

Однажды, набегавшись, мы с Исааком решили вначале пойти к нему домой, а потом – ко мне. Еще с порога он закричал на весь дом:

– Кушать!

– Подожди минутку, – говорит ему мама тихим добрым голосом, – сейчас сварится обед, и будем кушать.

– Кушать! – кричит он еще громче, как будто не слышит мамину просьбу.

– Хоть бы Леву постеснялся, – говорит ему старшая сестра Ася, – мама ведь тебе сказала, что обед еще не готов.

– Кушать хочу! – кричит Исаак, как будто ему никто ничего не объяснял. Он был неукротим как на улице, так и дома.

– Исаак, перестань с ума сходить, – говорит ему другая сестра Геня, – отец лежит больной, а ты раскричался. Иди лучше крысу поймай в комоде.

Услыхав про крысу, он сразу же забывает о еде.

– Опять залезла, – говорит он и спешит в соседнюю комнату, где лежит больной отец, – теперь она от меня не уйдет, – говорит он мне, – в прошлый раз она выскользнула у меня из рук.

Его отца без конца сотрясает тяжелый глухой кашель, и он откашливает мокроты в стоящий рядом с кроватью большой горшок. От одного вида этого горшка меня бросает в тошноту, и я стараюсь не смотреть на него. Небритый, очень худой, с большими глазами в красных жилках, отец производит страшное впечатление.

Я иду за Исааком к комоду, который стоит в глубине этой большой комнаты. Он осторожно, чуть-чуть выдвигает верхний ящик и внимательно смотрит в образовавшуюся щель.

– Здесь ее нет, – говорит он и выдвигает средний ящик. – Здесь ее тоже нет.

Выдвинув нижний ящик, он тут же задвигает его обратно.

– Вот где она сидит!

В это время в комнату входит небольшая кошка с вытекшим глазом.

– Это она с крысой боролась, – говорит Исаак, – крыса ей глаз выцарапала, сейчас мы эту крысу поймаем.

Он одевает на руку старую шапку, выдвигает ящик настолько, чтоб туда пролезла рука с шапкой, и, глядя в щель, начинает ловить крысу. Я слышу, как крыса мечется по ящику, уходя от руки Исаака, а он спокойно переводит руку то в один край ящика, то – в другой, приговаривая:

– Не уйдешь, все равно поймаю.

Я ужасаюсь его спокойствию, я бы так никогда не смог. Крыса вызывает у меня чувство омерзения. Говорят, что укус крысы может вызвать бешенство. Я потихоньку отодвигаюсь от комода. Как это Исаак их не боится? Наконец, он кричит торжествующе:

– Поймал!

Мама и сестры входят в комнату. Больной отец даже перестал кашлять. А Исаак накрыл крысу шапкой и крепко прижал ее к стенке. Держа ее, он полностью выдвигает ящик, находит хвост крысы и наматывает его на указательный палец, и отбросив шапку в сторону, поднимает крысу на всеобщее обозрение. Все ужасаются. Крыса действительно большая. Больше кошки. Поэтому кошка не сладила с ней. Крыса выгибается всем телом, норовя укусить Исаака за руку, но достать руку так и не может. Кошка стоит, выгнув спину и ощерив рот, издает воинственные звуки.

– О боже, какая мерзкая тварь, – говорит Ася, – вынеси ее поскорее на улицу, – просит она брата.

Но Исаак не спешит. Ему, наверно, нравится смотреть на тщетные попытки крысы ухватить его за руку зубами. Больной отец хотел что-то сказать, но сильно закашлялся и с досады махнул на Исаака рукой. Только тогда Исаак понес крысу во двор. Во дворе он подошел к столбу от повалившихся ворот и, размахнувшись, ударил крысу о столб. Но крыса продолжала извиваться. Тогда он ударил ее о столб еще сильнее. Крыса обмякла и повисла без движений. Исаак для верности ударил ее еще раз и, пройдя вглубь огорода, бросил ее на соседний двор.

Войдя в дом, где уже был накрыт стол к обеду, Исаак сразу сел за стол обедать.

– Ты что, – ужаснулась Ася, всплеснув руками, – иди руки помой с мылом! Исаак пошел мыть руки.

– Садись, Левочка, с нами обедать, – обращается ко мне тетя Маня, мама Исаака.

– Спасибо, я не хочу, – отказываюсь я, хотя есть очень хочу. Но все равно я бы не смог есть. Горшок с мокротами и мертвая крыса все еще торчат перед моими глазами. Я удивляюсь, как они могут после этого спокойно кушать?

– Я пошел, – говорю я Исааку.

– Подожди, – говорит он, – я сейчас поем, и пойдем вместе, как договорились.

– Мне надо домой, – говорю я и быстро убегаю на улицу.

И почему я такой впечатлительный? Как увижу что-то неприятное, так долго не могу освободиться от этой картины. С Исааком мы были часто в самых лучших отношениях. Наверно, это от того, что и сестры наши дружили, а мама Исаака считала нашу семью чуть ли не своей родней, так как моя мама одно время жила у них на квартире. Тогда же и родился в их доме мой брат Лазарь. Тетя Маня всегда радовалась, когда мы с Исааком были дружны. Зная неуемный и буйный характер своего сына, она часто предупреждала Исаака: