Александр Макеев - Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера. Личный опыт поиска репрессированных
- Название:Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера. Личный опыт поиска репрессированных
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-114479-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Макеев - Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера. Личный опыт поиска репрессированных краткое содержание
Найдено большое количество фотографий и писем, казалось, утраченных навсегда. Александру удалось найти 38 писем своего прадеда из Сиблага.
Это последние письма пастора, в которых он пытается поддержать своих родных в вынужденной разлуке. Жене и детям до конца жизни не довелось узнать, что случилось и почему письма из Сиблага перестали приходить. В ходе поисков правнуку удалось выяснить настоящую причину такого молчания: Вольдемар Вагнер был расстрелян 24 сентября 1937 года.
Александру Макееву удалось также установить личности людей, непосредственно участвовавших в расстреле прадеда, всех членов расстрельной команды.
Александр Макеев в своей книге не просто описывает судьбу репрессированной семьи. Он делится поисковым опытом. Благодаря этому исследованию автор сменил род деятельности, начал работать в Центре документации Музея истории ГУЛАГа и помогать тем, кто ищет информацию о репрессированных.
Сиблаг НКВД. Последние письма пастора Вагнера. Личный опыт поиска репрессированных - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Как-то раз, когда я учился во втором или третьем классе, папа рассказал мне о том, что бабушки Фрида и Гильда – немки, их папа, Вольдемар Вагнер, был священником и пропал в лагерях, а дочерей (еще была младшая – Изольда) вместе с их мамой, прабабушкой Паулиной, сослали в Казахстан. Я наивно рассказал об этом одноклассникам в школе, и порой это служило хорошим поводом для дразнилок. Для нас тогда все было просто, как в советском кино: если немец – значит, фашист. Один раз пришлось даже подраться, когда одноклассник Андрей Попов сказал мне, что моего прадедушку сослали правильно. Я ничего не знал о прадедушке, но это почему-то обидело меня до слез – помню этот момент до сих пор.
Уже в сознательном возрасте, переехав жить в Санкт-Петербург, я смутно начал понимать, что на самом деле произошло с прадедом. Я знал о том, что перед высылкой семья жила в Ленинграде. Вот я иду по тем улицам, по которым, возможно, ходили они. Вот передо мной церковь, в которой служил мой прадед. Вот Павловск, где жила семья, а вот и «Большой дом» [2] «Большой дом» – неофициальное название восьмиэтажного здания в Санкт- Петербурге на Литейном проспекте, в котором находится Управление ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Здание было построено в 1932 году для Управления Полпредства ОГПУ (позднее НКВД) по Ленинграду и Ленинградской области.
– печально известная громадина – крепость на Литейном проспекте, где прадед сидел под следствием, где его допрашивали и где в очередях, в надежде узнать хоть что-нибудь о судьбе своего мужа, стояла моя прабабушка. Эти женские очереди, с их ужасающим отчаянием, описала в своей повести «Софья Петровна» Лидия Чуковская, которая знала об этом времени не понаслышке.
Прошлое стало для меня гораздо ближе, но сделать первый шаг тогда я так и не решился. Несколько раз ходил вокруг «Большого дома», один раз даже открыл эту массивную дверь и вошел, но, увидев там огромную очередь и суетящихся людей, ждать не решился и поспешил уйти. Честно признаться, я чувствовал страх. Не поверхностный страх, когда ты пугаешься какой-то неожиданности, а страх животный, какой-то глубокий, засевший в костях. Страх, что обо мне узнают «там».
В моей семье никто не знал, что произошло с прадедом. От него просто перестали приходить письма. Последнее пришло летом 1937 года с железнодорожной станции Яя (нынешняя Кемеровская область). Удивительно, что эта станция – сейчас поселок городского типа – находится буквально в сотне километров от Томска, но ни мой отец, ни бабушка Тильда, по крайней мере на моей памяти, туда не ездили. В 1957 году, через 22 года после ареста Вольдемара, семья получила документ из Кемеровского городского ЗАГСа – свидетельство о смерти. В нем было сказано, что Владимир Богданович (так на русский манер Вольдемара Готтлибовича Вагнера называли в документах) умер 12 ноября 1942 года от уремии на почве заболевания почек. Вот и все.
Шли годы, мы с женой перебрались из Петербурга в Москву, у нас родился сын. Видимо, эта перемена в моей жизни и послужила своеобразным толчком: пружина начала раскручиваться. Сейчас, много читая о ГУЛАГе [3] ГУЛАГ – Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (1930- 1956). После публикации художественно-исторического произведения А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» эта аббревиатура стала символом беззакония, каторжного труда и человеческого бесправия.
и семейной истории, я часто встречаю рассказы о том, как человек начинает интересоваться прошлым своей семьи именно после рождения ребенка. Потому что только родителям, полностью ответственным за маленькую жизнь, становится понятно, что значит попасть с детьми, например, в ссылку. Что значит, когда тебя кто-то насильно разлучает с твоими детьми. Недавно я посмотрел документальный фильм о четырех парнях, литовцах, отправившихся в экспедицию на север Якутии, куда когда-то давно были сосланы их прадеды и прабабушки. Они хотели увидеть это место и поставить там памятник своим предкам. В фильме один из них рассказывает: такое желание и понимание важности у него возникло именно после рождения ребенка. Он понял, что пришлось пережить его родным.
Очень похожий случай описывает в своей книге «Памяти памяти» Мария Степанова, говоря о книге Рафаэля Голдчейна «Я сам себе семья»:
«Начало проекта (а как еще это назовешь) похоже на все начала: отец рассказывает сыну историю, шаг за шагом все глубже в нее погружаясь. Судя по всему, Голдчейн не очень интересовался семейными делами до тех пор, пока не стал родителем; в его доме о прошлом не говорили, тайная немота – своего рода запечатанность, как у бутылки с посланием, которую еще не пора открыть – вещь обыкновенная, “у нас не принято было об этом вспоминать”, “он всегда молчал”, “она не хотела говорить об этом”, повторяют внуки и правнуки.
Он жил там и сям, в Иерусалиме, в Мехико, в Торонто, и ближе к сорока годам, с рождением сына-первенца, понял вдруг, что ему сейчас примерно столько же лет, сколько было его дедушкам и бабушкам перед Второй мировой, – и что он ничего о них не знает, даже о тех, с которыми прожил целую жизнь» [4] Степанова Мария. Памяти памяти. Романс. – М.: Новое издательство, 2017. С. 152.
.
Я начал знакомиться с чужим опытом на сайтах, посвященных поиску информации о репрессированных. Стало понятно: нужна «цепочка» документов, которая подтверждала бы, что я – правнук Вольдемара. Так случилось, что именно в это время я восстановил связь с младшей сестрой моего отца – Ниной Александровной Макеевой, моей тетей Ниной. Мы не виделись около двадцати пяти лет, а тут я узнал, что она живет совсем недалеко, позвонил, и мы начали общаться. Тетя Нина отдала мне сохранившиеся у нее документы бабушки Фриды: справку о том, что Фрида училась в десятом классе в Ленинграде в 1941/42 году (попала в блокаду, в 1942 году ее эвакуировали); справку о том, что она была прописана в доме на канале Грибоедова. Но самое главное – свидетельство о браке, в котором Фрида сменила фамилию Вагнер на Макееву, и ее свидетельство о рождении. В этом документе на двух языках – русском и немецком – было четко сказано, что ее отец – Вагнер Вольдемар Готтлиб [5] Наряду с написанием Готтлиб в документах встречается Готлиб.
(Вагнер Владимир Богданович).
Интервал:
Закладка: