О. Белова - Еврейский миф в славянской культуре

Историографические «штампы», основанные на некритическом восприятии известий Татищева, попали не только в популярную литературу (Кандель 1988: 27), но и в комментарии к академическим изданиям древнерусских памятников (ДП: 404–405) и в вузовские учебники (ИР 180–181). Между тем скептическое отношение к известиям Татищева, не восходящим к известным науке источникам, было обстоятельно аргументировано прежде всего в работах С.Л. Пештича (Пештич 1961–1965), а специально в связи с событиями 1113 г. – в статье Е.М. Добрушкина (Добрушкин 1970). Прежде всего обращает на себя внимание, что первая «краткая» редакция «Истории Российской», в значительной мере следующая языку средневековых источников Татищева, лишена многих существенных мотивов, присутствующих во второй редакции. В частности, там нет негативной характеристики Святополка (хотя упоминается о великом гладе и распродаже «казенной соли» по «Житию» Прохора) и ничего не говорится о его связи с евреями. Первоначальный отказ Мономаха идти в Киев аргументируется его боязнью не только Святославичей, но и сыновей Святополка. Мономах хочет «уладиться» с Давидом Святославичем, и тогда противники черниговских князей «разграбиша двор Путяты тысяцкаго, идоша же на жиды, многии избиша, и домы их разграбиша, зане сии многу тщету и смуту людем творяху». Князь откликается на второй призыв. «По малех днех пришедше кияне ко Владимиру, начаша жалитися на жиды, яко испродаша люд, отъяша христианом торг и многи наворочают на сво ю веру; и хотяху вся избивати. И рек Владимир: “Не леть ми есть, не сослався со братиею, князи рускими, толико жидов по всей Руси изгубити, ни выгнати; ач пошлю ко братии”. Егда же князи снидошася на сьем (съезд. – О.Б., В.П .), тогда уложиша из всея Руския земля изгнати жиды. И изгнаша, и многи по градам избиша, а имение их пограбиша. И отселе не смеют жиды в Рускую землю приезжати, всюду бо их избивают» (Татищев 4: 179–180).

Сопоставление двух редакций «Истории» Татищева обнаруживает общую тенденцию, направление которой было задано историку его источниками. Очевидно, что эти источники не отражали собственно древнерусских реалий: из домонгольских памятников о еврейском засилье в Русской земле (даже если понимать ее в узком смысле – как Среднее Поднепровье), в том числе о «продаже» (незаконных поборах, ростовщичестве) и «отъятии» торга евреями ничего не известно (см. из последних сводок – Чекин 1994). Характерно, в частности, что Киево-Печерский патерик, «Слова» которого имели вполне определенную антииудейскую полемическую направленность, ничего не знает о реконструируемой современными исследователями еврейской спекуляции солью при Святополке: князя натравливают на монаха-чудотворца «продающии», но не евреи.

Скептически относился к известиям Татищева о причинах восстания 1113 г. и А.А. Зимин, хотя и он писал об особом покровительстве, оказываемом Святополком ростовщикам; впрочем, Зимин отмечал, что против ростовщиков было направлено и восста ние 1209 г., но ростовщичеством там занимались отнюдь не евреи, а бояре Мирошкиничи (Зимин 1999: 221 и сл.). Равным образом содержание статей Пространной правды (Устава Мономаха) связано не только с урегулированием отношений между должником-купцом и заимодавцем, относящихся к «городской» сфере экономики (ст. 54–55); статьи 56–64 посвящены правовому положению закупов , крестьян-смердов, получивших ссуду от феодала-землевладельца, условиям выплаты этой ссуды или окончательного закабаления закупа – превращения его в обельного холопа (ПРП 1: 113–115; ср. Черепнин 1965: 240 и сл.). О том, что такого рода отношения были характерны не только для Киевской земли, свидетельствуют новгородские берестяные грамоты: в грамоте второй трети XI в. (№ 526) содержатся сведения по сбору «истины» (капитала) и «намов» (процентов) от жителей разных районов Новгородской земли – очевидно, что такого рода ростовщичеством и здесь занималось боярство, участвовавшее в государственном фиске (Янин 1998: 342–343).

Участвовали ли евреи в подобных ростовщических операциях киевского боярства в начале XII в. или пали жертвой православной антииудейской пропаганды, образцами которой полны памятники древнерусской словесности, краткая летописная заметка о первом погроме судить не позволяет. Зато ясно, что Устав Мономаха, принятый с его дружинниками-мужами (и мужем Олега Святославича, что опять-таки никак не свидетельствует о его претензиях на киевский стол) в Берестове, не имеет отношения к «сейму» ( сьем ) русских князей в Выдобиче у Татищева – на это обратил особое внимание И. Берлин.

Тот же Берлин осторожно предположил (вслед за А. Гатцуком), что «известие, приводимое Татищевым об изгнании евреев из Киева, есть позднейшее свидетельство какого-нибудь хронографа или хроники XVII в., автор которого желал показать своим современникам, как поступил с “нечестивыми жидами” лучший из древнерусских князей и как теперь следует поступать с ними» (Берлин 1919: 160–161). Действительно, мотивы еврейского засилья, равно как и мотив совращения христиан в иудаизм, характерны для источников – а отчасти и быта – XVII в. Мещанство Киева, Переяслава (древнего Переяславля – отчины Мономаха), Черниговской и Северской земель постоянно обращалось с жалобами к властям Речи Посполитой о притеснении, чинимом евреями христианам. Ср. жалобу мещан Переяслава 1623 г.: «…немалое число жидов в месте нашем переяславском… мало не весь торг оселяся домами, лавками и подобными хоромными строениями своими в пожитках им (христианам) утеснения разные чинят». Власти вынуждены были считаться с этими жалобами: в 1619 г. Киев получает право de non tolerandis judaeis – в грамоте Сигизмунда III евреи могут останавливаться в Киеве на один день лишь в гостиных домах (АЮЗР 10: 520; ср. Эттингер 1993: 64, 130). Получивший в управление Северскую и Черниговскую земли королевич Владислав писал: «Выражаем нашу непременную волю, чтобы в вышеуказанных местах не допускали жидов ни селиться, ни проживать, чтобы не осмеливались принимать в города и чтобы они не только не брали никаких аренд, но никакой продажи и торговли не производили» (АЮЗР 10: 522; ср. Боровой 1997: 20 и сл.).

Отписка Г. Кунакова, отправленная в Москву, характеризует ситуацию в Левобережной Украине при Хмельницком: «…из Запорожского войска и из Киева из Белой Руси за реку Днепр в Польское и Литовское паньство всяких станов людем для торгового промыслу ездить вольно и без зацепки, а в Киеве и в иные места за реку Днепр в Запорожское войско ездить для торгового промыслу православные християнские веры людем и католиком, а жидом в Киеве и за Днепром нигде не мешкать и в Киеве и ни в которые городы и в местех за Днепр для торгового промыслу и ни для каких дел не ездить. А которые жиды объявятся за Днепром и тех жидов в Запорожском войску грабить и отпускать за Днепр» (АЮЗР 3: 396).