Алла Борисова-Линецкая - Дневник горожанки

– А ты собираешься? На ком? – спросила я, не ожидая абсолютно никакого подвоха. Наши встречи носили совершенно платонический и дружеский характер.

– На тебе, конечно, – ответил Володя, и мне пришлось объяснять мужчине, почему его картина мира не совпадает с моей. Он очень удивился, как удивился когда-то другой мой приятель, попавший в первый раз на мою кухню (это была наша вторая встреча) и заявивший оторопевшей маме: “А вот здесь мы повесим полки и купим шкафчик”.

Я решила тогда, что это просто Летний Сад навеял романтические чувства, но он видел и не такое, а Володя поймет и остынет. Но…нашей дружбе пришел конец, и Володя исчез в пустынях Израиля, далеко от Летнего Сада и его тенистых аллей. И, как выяснилось, там он вполне счастлив.

О Фонтанке, 59 еще напишут в анналах. В моей жизни это жутковатое здание в стиле советского фундаментализма, в котором когда-то бурлила жизнь всех городских газет, стало магнитом, притягивающим меня многие годы. Здесь мы, юные, дерзкие и глупые журналисты “Смены” воевали с комсомолом, не зная, что за все надо платить. В том числе и за свободу. От комсомола, от государства, от привычной кормушки. И мы заплатили газетой, которую надо же на что-то издавать…

Бродский не видел свободный Петербург, но, как чувствовал. Добра не жди.

И та веселая талантливая “Смена” с ее грязными коридорами, ночными попойками, главным редактором в белом шарфе, но с помятым лицом, – осталась в Ленинграде. А Петербург обошелся без нее.

Здесь, этажом выше, я с тоской воевала с седыми аксакалами бывшей Ленправды, которые капризно пожелали впустить свежий ветер (в лице молодых журналистов), а потом испугались сквозняков.

И, наконец, третья ежедневка, где не было денег, но была любовь. Первый в моей жизни производственный роман начался в кабинете главного редактора все с тем же видом на серую Фонтанку. Когда-то в ней тонул человек на глазах у всех изумленных журналистов города Питера. Кажется, его спасли, но он был этому не рад. Питерская депрессия, внимательно изучаемая москвичами – это воздух, которым мы дышим с октября по май…И дело было как раз в межсезонье – грязная, серая, холодная весна…

Сначала ничего, так, взгляд в глаза человека напротив, за длинным столом для ежедневных планерок. Потом неожиданное решение отправиться в машине на природу. Выехать удалось лишь на Невский проспект, где и произошла авария – не сработали тормоза, и мы впилились в зад грузовика, к счастью, на маленькой скорости. Если бы инцидент произошел чуть дальше, за городом, а скорость была чуть больше…Не будем об этом.

Выброс адреналина сделал свое дело. И случился роман – бурный и короткий, как весенний питерский ливень, когда город на полчаса делает вид, что он находится в субтропиках. Мы совершенно не подходили друг другу и расстались, так и не осознав, что же это такое было. Иногда я с ужасом читаю то, что он пишет в соцсетях, пытаясь понять, что же нас связывало…Адреналин и только.

Фото Павла Маркина

На Стрелке Васильевского больше всего мне нравится гранитный спуск к Неве. Спуститься, посмотреть на упорных рыбаков, споткнуться об очередную свадьбу, вспомнить свою…

Что еще? Здание Биржи на Стрелке, знаменитый музей Военно-морского флота, куда столько раз мы приходили с сыном смотреть на “кораблики”, – в конце 90-х имела бледный вид. Биржа терпела бедствие. На этот раз, кстати, главный виновник – Петр I, который, не подумав, поставил этот город на зыбучей почве, на которой строить ничего нельзя, или уж, если строить, то на высоких сваях.

Для того, чтобы влажность не проникала в здание, сваи в петровские времена просто обрабатывали свинцом, но драгоценный металл при советской власти экспроприировали, и Биржа тонула, как какой-нибудь сухогруз на Неве. То есть подвалы заливало водой, а на модель крейсера “Очаков” еще 8 лет назад рухнул кусок штукатурки. И погиб крейсер. В общем – запустение… И в этом уже не только Петр был виноват, но и более современные деятели руку приложили.

Мой сын, как все ленинградские мальчишки, любил “кораблики”. А в музее работают высококлассные специалисты, которые из ценных пород дерева делают эти произведения искусства, путешествующие по Международным выставкам всего мира. При мне один такой мастер с “золотыми руками” как раз увольнялся. Не могу, говорит, больше жить на вашу зарплату. То есть он может быть и готов, а вот семья – не согласна.

– А ведь это он, – шепотом рассказывает научный сотрудник, встреченный мною в перегороженном (ремонт!) коридоре, – делал знаменитую модель, ее еще Горбачев Рейгану дарил…Так знаете, что ему заплатили? Ну, премию выписали в размере оклада. И все.

В общем, “Очакова” потомки уже не увидят. Того самого, из ценных пород дерева.

Фото Павла Маркина

Обожаю улицу Восстания. Она узкая, симпатичная, красиво заасфальтированная плиткой, и витрины на ней все время разные. Вот когда-то, по весне, меня привлек “Магазин знакомств”. Хотите повеселиться? Зайдите, даже если вы счастливо женаты или наоборот замужем. Насладитесь. Вам навстречу выскочит очаровательная девушка в элегантном пиджаке и запоет: “Вы так хороши, да для вас, да мы…” А хмурый дядя неопределенной наружности тут же помашет перед носом пачкой анкет. Вы потянитесь к ним всей душой, а вам – по рукам… А платить кто будет? Пушкин? Я вот, например, наблюдала, как в Магазин зашел мужичок лет 50, весьма непрезентабельной наружности. Плащик такой грязноватого цвета, о ботиночках умолчу… Одинокий мужчина в Петербурге часто выглядит таким образом – климат у нас тяжелый, дороги – грязные, химчистки – дорогие… Опять же стимул нужен. Так вот, он не пожалел денег, заплатил за “посмотреть”, долго вглядывался в фотографии, выбирал, вчитывался в скупые строки анкеты… И вот она, победительница – 25 лет, блондинка, студентка.

Хозяйка магазина посмотрела на мужичка с плохо скрытым раздражением.

– Ей нужен мужчина с иномаркой. Требования у нее такие. А у вас что?

– А я пока безработный… – жизнерадостно ответил клиент. – Вот решил жениться… Питерских мужчин отличает следующее – они убеждены, что нужны в любом виде и качестве. Их уверенности в себе позавидует любой европеец. Возможно наш мужчина – мутант. Его вывели на безрыбье.