Густав Богуславский - 100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича

30 августа 1721 года трактат «вечного мира» между Россией и Швецией подписали в Ништадте. Северная война окончилась.

Было постановлено окончить «долгобывшую и вредительную» (в другом месте мирного трактата она характеризуется как «тяжелая и разорительная») войну и «до сего времени бывшему кровопролитию окончание учинить и земле разорительное зло как наискорее прекратить» и установить «между обоими государствами, землями и подданными… истинный, безопасный и постоянный мир и вечно пребывающее дружебное обязательство между обеих стран».

Трактат Ништадтского мира состоял из преамбулы и 24 статей. По нему территория Ингерманландии (Петербург и Санкт-Петербургская губерния, дотоле располагавшиеся на «чужой», не принадлежавшей России земле), часть Карелии с Выборгом и Кексгольмом (нынешний Приозерск). Эстляндия с Ревелем и Лифляндия с Ригой входили в состав России. Занятая в ходе войны русскими войсками часть Финляндии возвращалась Швеции. Между обеими странами не только восстанавливалась, но и получала широкий размах и существенные льготы традиционная торговля.

Мирный договор, заключенный в Ништадте, был крупным событием в истории не только русско-шведских отношений, но и в мировой истории. Статус России как европейской державы, ее выход в Балтику, ее новая столица на Балтийском берегу были надежно закреплены; значительная территория исконных земель «отич и дедич» возвратилась в состав России.

И никакого злорадства над побежденными, никакого превознесения самих себя и своей победы. И глубокое уважение к мужеству и чести вчерашнего противника…

Пётр большую часть 1721 года – в общей сложности 270 дней – провел в Петербурге и рядом с ним; только с середины марта до середины июня он находился в Прибалтике (Нарва, Ревель, Рига). В середине августа царь «гулял по всем каналам», последнюю декаду этого месяца провел в Петергофе, Кронштадте, Дубках. 3 сентября с утра в Кронштадте живописец Иван Никитин писал портрет («персону») царя, потом направились в Дубки – одну из любимых резиденций Петра, находившуюся на окраине нынешнего Сестрорецка на берегу залива – и здесь, в Дубках, царь получил известие о заключении мирного трактата.

Немедленно в Петербург… На следующий день в столице было объявлено о Ништадтском мире и состоялся благодарственный молебен, а с 11 по 17 и с 21 по 26 сентября, две полные недели, в столице происходили нескончаемые маскарады. Петербург торжествовал.

В начале октября Пётр постоянно перемещается: Кронштадт, Петергоф, снова Кронштадт; 2 октября – традиционная, ежегодная в этот день поездка в Шлиссельбург – там отмечается годовщина взятия крепости, а в Петербурге в этот день «для воспоминанья Шлюссельбургского» был дан салют из 21 орудия. Потом царь снова на два дня едет в Кронштадт.

Мы так подробно рассказываем об этом потому, что именно в эти дни произошли в столице события важнейшие.

Отдел редкой книги Российской Национальной библиотеки. За окном садик с памятником Екатерине II. За моей спиной – дверь в знаменитый «кабинет Фауста» – одно из богатейших в мире хранилищ первопечатных книг. В каких-нибудь пятнадцати шагах от стола, за которым я сижу, – огромные шкафы, в которых хранится вся библиотека Вольтера (о ней подробный рассказ впереди). А на моем столе – тонкая книга в переплете с золотым тиснением на корешке и небольшая папка темно-вишневого цвета. А в них – единственные дошедшие до нас экземпляры двух замечательных документов, связанных с торжественными празднованием Ништадтского мира в Петербурге 22 октября 1721 года: «Реляция (как о военной победе), что прежде и при отправлении… торжества о заключении с короною шведскою вечного мира чинилось» и текст речи, которую от имени Сената во время этого торжества произнес в Троицкой церкви 60-летний канцлер граф Гавриил Головкин.

Деревянная Троицкая церковь

В «Реляции» рассказывается, что незадолго до торжественного празднования Ништадтского мира к Петру явились несколько сенаторов и высокопоставленных духовных лиц с просьбой о принятии царем титула Императора и Отца Отечества. И «Его Величество по своей обыкновенной… умеренности того принять долго отказывался и многими явленными резонами от того уклоняться изволил. Но по долгом оных господ сенаторов прошении и предложенным представлениям последи (наконец) склонился».

В один из следующих дней царь, будучи в Сенате, высказал пожелание в честь и память «надежного мира… милосердие к народу своему сказать и Генеральное прощение и отпущение вин во всем своем Государстве (в документе это слово везде написано с заглавной буквы!) явить». Провозглашалась небывалая в истории России амнистия – всем, виновным в «тяжких и других преступлениях», заключенным в тюрьмах, должникам и недоимщикам, «которые по нужде до того времени за скудостию заплатить не могли», и тем арестантам, которые отбывали наказание на галерах и в тюрьмах, которые «против Его Величества собственной высокой особы совершили преступление за то в вечную галерную работу осуждены».

Сенат принял по этому поводу соответствующий указ, а 20 октября Меншиков был отправлен к царю с официальной миссией: «Имянем всего народа Российского просить его о принятии титула Отца Отечества, Императора Петра Великого» – «за отеческое попечение и старание, которое он к благополучию Государства… и особливо во время пришедшия швецкия войны явить и изволил и Всероссийское Государство в такое сильное и доброе состояние и народ свой в такую славу… чрез единое свое руковождение привел»… В письме, обращенном к Петру, сенаторы просили «им позволить в церкве при отправлении торжества чрез сочиненную о том речь… принесть».

Фейерверк в честь заключения Ништадтского мира

Эту речь «именем Сената и всего народа» и произнес канцлер Головкин в Троицкой церкви в день торжества.

Торжество началось литургией в храме, вокруг которого на Троицкой площади стояли не только 27 полков в строю, но и тысячные толпы жителей столицы. Небывалая гордая торжественность царила в настроении всех присутствующих, всего Петербурга. На Неве стояли 125 галер.

После литургии был зачитан текст мирного договора, потом архиепископ Феофан Прокопович с церковной кафедры произнес «поучение», в котором прославлял величие и заслуги Петра и утверждал, что царю предлагаемый ему титул «имети подобает». Затем весь состав Сената «приступил к Его Величеству» – и тут Головкин произнес заготовленную речь.