Густав Богуславский - 100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича

И вся дальнейшая история Петербурга насыщена событиями и размышлениями, смысл которых – в том сложнейшем процессе самоидентификации, не только под знаком, но и в поисках которого происходило историческое движение той эпохи, которую мы не случайно называем «петербургской» (иногда «императорской» или «имперской») эпохой нашей национальной истории. Именно в этот период на протяжении XVIII–XIX столетий напряженно шел сложнейший и важнейший процесс самоутверждения России в ее национальной самобытности и национальном достоинстве – процесс, во главе которого неизменно находился Петербург. И не только как столица империи, но и как символ, знак, главный носитель смысла и суть этого процесса.

Мы обычно отмечаем день рождения нашего города в конце мая. Традиция эта возникла в начале XIX века, через два года после вступления на престол Александра I – в то время, которое Пушкин позднее обозначил как «дней Александровых прекрасное начало». Российскому императору нужно было утвердить свой престиж в глазах Европы, нужен был повод для пропаганды своих либеральных мечтаний и идеи всеевропейского величия России. Столетие Петербурга (в праздновании которого, кстати, приняли участие несколько стариков-ветеранов, служивших еще в петровской армии) было для этого пропагандистского натиска на Европу прекрасным поводом.

(Нередки укоризны историков в адрес императрицы Елизаветы Петровны за то, что она никак не отметила первый, пятидесятилетний, юбилей своего родного города и своей столицы; более того, и сама императрица, и весь двор с осени 1752 до весны 1754 года находились в Москве… Однако обвинения эти не совсем справедливы: ведь именно в юбилейный год императрица из Москвы шлет начальствующему в Петербурге генералу Фермору указ о срочном проектировании «обер-архитектором де Растрелием» нового, четвертого по счету, доныне существующего Зимнего дворца.)

Очень жаль, что мы редко видим в основании Петербурга тот громадного, всеевропейского значения факт, что наш город – ровесник XVIII века, что с основания Петербурга начинает отсчет своей истории это «столетье безумно и мудро» (Александр Радищев) – век могучего прорыва, век Просвещения. Пройдя насквозь, «ворвавшись» в европейское политическое и культурное пространство, буквально пронзив его, Петербург стал носителем и передовых идей, и выдающихся культурных достижений, и мучительных, часто безвыходных противоречий этого нового времени. Слишком велик был объем накопленного к этому времени реального знания о мире, слишком значительными – философские постижения и технологические достижения, чтобы именно XVIII веку пришлось в них разбираться. Англичанин Ньютон и его законы классической механики, француз Декарт с его философскими обобщениями и немец Лейбниц с новыми методами математического анализа сформулировали те фундаментальные основы человеческого знания, на которых до сегодняшнего дня базируется современная наука. Восемнадцатый век не только обозначил роль человека в обществе и людского сообщества в государстве, но и сформулировал основные принципы гуманизма; он объединил три мира, в которых живет человек: мир природы, мир человеческого духа и рукотворный, вещный мир, создаваемый самим человеком.

Век Просвещения начался основанием Петербурга и превращением еще не существующего, не «состоявшегося» города в столицу огромного Российского государства (ас 1741 года – Российской империи). В том же веке жили и творили Руссо, Вольтер, энциклопедисты и Ломоносов, а к концу его произошли свержение британского колониального господства в Америке, Декларация независимости и конституция Соединенных Штатов, а немного позднее – Великая Французская буржуазная революция, и также Термидор и Бонапарт.

И все это, как бы далеко, «в стороне» от Петербурга, ни происходило, отражалось в процессе развития нашего города, в формировании его образа и его умонастроения. Чуткость Невской столицы к тому, что определяло момент, всегда была очень высока, и основные события, покорявшие или тревожившие мир, непременно на Петербурге отражались. Лицо города несет явственный отпечаток всех эпох, всех главных достижений и потрясений, пережитых Россией и миром за три последние столетия.

Иначе и быть не могло. Ведь Петербург собирал в своих пределах все лучшие, наиболее яркие, молодые, энергичные, честолюбивые силы России. Город был аккумулятором лучшей части потенциала нации. Те, кто приходил сюда, приносили в столицу вековые традиции народного быта, местной культуры, отношение к миру и людям.

И в то же время шел мощный встречный поток. Из всех стран Европы в Петербург съезжались в огромном количестве представители не только художественной элиты, военные и моряки, но и, как бы сейчас сказали, «представители массовых профессий»: учителя, лекари, ремесленники, купцы.

Петербург находился на стыке важнейших цивилизационных потоков и был предназначен играть роль своеобразного «котла», в котором эти потоки перемешивались и переплавлялись в «продукт», который мы не просто называем феноменом петербургской культуры, но и относим к числу самых выдающихся явлений мирового культурного процесса.

В жизни Петербурга, в его развитии выдающуюся роль всегда играли те, кого мы сегодня несколько свысока называем мигрантами. Приехавшие с разных концов страны и из разных уголков Европы представители самых различных этносов и религий, они строили этот город, сооружали в нем великолепные корабли и огромные заводы, возводили здания и ансамбли, навсегда включенные в разряд мировых архитектурных шедевров, создали и усовершенствовали первоклассные учебные заведения и культурные сокровищницы, формировали то, что мы привыкли с гордостью называть петербургским стилем. Город был с первого своего дня проникнут духом интернационализма, толерантности. Немецкая, Французская, Татарская и другие слободы, поселки, обжитые выходцами из разных местностей России, слободы, заселенные представителями определенной профессии, и тому подобное – такова была изначальная структура молодой столицы, существовавшей как город еще не в реальности, а в мечтах и снах его создателя и в архитектурных проектах.

Да, значительная часть населения переезжала сюда подневольно, по строгим царским указам, часто под конвоем. Но, приехав, люди начинали здесь трудиться, быстро ассимилируясь в этом новом для них мире и не пытаясь навязать ему свои взгляды и правила жизни.

А иностранцев привлекало сюда небывалое и недостижимое нигде больше в пределах «старушки Европы» ощущение простора, воздушности, внутренней свободы. Город строился «на чистом месте», по продуманной, четкой и системной программе, в соответствии с общим замыслом и планом – и это было его главным признаком, самым привлекательным и перспективным. И неповторимым в масштабах всей Европы. Пётр был очень озабочен тем, чтобы будущий город был заселен людьми умелыми и добрыми, настоящими профессионалами, обладающими чувством профессионального достоинства и гордости, людьми «пожиточными» (владеющими имуществом, пожитками). Личное расположение царя именно к людям такого сорта накладывало на город сильнейший отпечаток: здесь формировались замечательные профессиональные (например, корабелы) и культурные «гнезда», где выращивались и собирались «птенцы гнезда Петрова» – чаще всего именно «умельцы», настоящие мастера, истинная «соль» будущей России.