Маргарита Акулич - Об известных евреях Сморгони и Сморгонщины

Тематика работ А. Гордина

Тематика работ А. Гордина [18]:

«Исследователь еврейской религиозной философии. Его работы касались также тем поэзии, литературоведения, области морали (на базе Танаха и Талмуда), теоретических аспектов анархизма. В своих произведениях синтезировал бибилейский иудаизм и классический анархизм. К концу жизни идеалом общественного устройства полагал эпоху Шофтим (Судей)».

Динамика влияния философско-идеологических постулатов А. Гордина

Динамика влияния философско-идеологических постулатов А. Гордина [18]:

«Влияние философско-идеологических постулатов А. Гордина на еврейское анархистское движение сошло на нет в связи с постепенным исчезновением групп, идентифицировавших себя с идиш-анархистише бавегунг, в 1980-х гг. В настоящее время Гордина считает одним из своих идеологических предтеч партия Союз анархистов Украины (САУ)».

Судьба личного архива Абы Гордина

Г. М. Крамаров, В. И. Ленин (Ульянов), В. А. Аванесов, А. Л. Гордин (внизу справа). Рис. Ю. К. Арцыбушева. Источник: https://ru-wiki.ru/wiki/Братья_Гордины

Судьба личного архива Абы Гордина [18]:

«Огромный личный архив Абы Гордина, накопившийся за десятки лет, частично пропал, а частично рассредоточен по архивам Европы, США и Израиля. Остатки его, после смерти сохраненные племянницей мыслителя Эстер Разиэль-Наор, в 2000 г. переданы в дар Центральному архиву истории еврейского народа при Еврейском университете в Иерусалиме».

Семья А. Гордина

Семья А. Гордина [19]:

«Племянник – Давид Разиэль, один из основателей подпольной военной организации «Иргуна».

Брат (младший из трёх братьев) – Моррис Гордин (англ. Morris Gordin), публицист, после эмиграции в Америку принял христианство и стал активистом мессианского движения Hebrew Christian Alliance of America; опубликовал несколько книг и множество памфлетов антикоммунистической, антифашистской и миссионерской публицистики («Utopia in Chains: an American’s Experiences in Red Russia», 1926; «More about the Nazarene and Jewry turning to the Nazarene», 1930; «From Communism to Christ», 1936; «The Power of Evil», 1939; «Culmination of Evil: Satan Behind Bolshevism and Nazism», 1939; «Jesus and the Jews Today», 1939).

Брат (и соавтор) – Вольф Лейбович Гордин (1878—?), лингвист, автор философских работ, в том числе на английском языке – «Inventism, or the Philosophy of Invention» (1924), «Inventism, or Eurologism, being the teaching of invention» (1925), «The Philosophy of Relativity» (Journal of Philosophy, Columbia University Press, 1926), воспоминаний «Lenin as I knew him» (Ленин, каким я его знал, 1927).

Дядя – Харри Мэнн Гордин (англ. Harry Mann Gordin, 1854—1923), выпускник Бернского университета, профессор химического отделения Северо-Западного университета в Чикаго, автор монографий по химии («On the Crystallised Substances Contained in the Galaganal Root», «Progress in Alkaloidal Chemistry During the Year 1904», «Elementary Chemistry: With Special Reference To The Chemistry Of Medicinal Substances», ) и философского трактата «Science, Truth, Religion and Ethics as Foundations of a Rational Philosophy of Life» (1924)».

Интересные факты

Интересные факты (материал из интервью Эстер Разиэль-Наор, 1996-й г., гор. Иерусалим – Гончарок М., из личного архива) [18]:

«Я дядю очень любила. Совершенно невероятный был человек. Впервые после отъезда из России, – меня увезли ребенком, я, конечно, дядю совершенно не помнила, – увидела его, когда он приземлился в аэропорте имени Бен-Гуриона в статусе нового репатрианта. В Эрец Исраэль он прилетел умирать, как положено старым евреям, – так он сам говорил. Аба был человек, которому для комфорта нужны были только книги. Он продал квартиру в Нью-Йорке и купил новое жилье в Рамат-Гане. Квартира была, можно сказать, пустая, там, помню, из мебели были только кровать, письменный стол, стулья – и чудовищное количество книг. Книги и рукописи громоздились повсюду. Он жил только философией, историей и социологией. Мы с ним не спорили – с самого начала я поняла, что это бесполезно. Его интересовали интеллектуальные дисциплины как таковые, как повод для размышлений. В старое время его назвали бы человеком «не от мира сего». Собственно, таковым он и был, как многие раввины, учителя нашего народа. Аба был «вещью в себе». Целыми днями читал и писал, переписывался со своими почитателями из США и других стран, что-то объяснял, втолковывал им, ссылался на Писание, Талмуд, комментарии к ним. И на Кропоткина, которого знал лично. Как только приехал, стал собирать вокруг себя таких же, как он, блаженных, и здесь. Я в это не вникала. Я приезжала к нему в Рамат-Ган, и он приезжал ко мне в Иерусалим, и говорил, и рассуждал, и у меня голова шла кругом. Проблем с языком у него не было – он с детства говорил на прекрасном литературном иврите с сефардским произношением. Ходил по улицам, торговцы на тель-авивском рынке отдавали ему честь, как солдаты – генералу. Он учил их правильной речи на иврите и ссылался при этом на древние источники… Он знал многие европейские языки, на всех говорил грамотно. Ему вообще было все равно, на каком языке говорить, он переходил с одного на другой совершенно свободно. Кроме романов, эссе, трактатов, статей, ради собственного удовольствия он как-то издал книжечку переводов стихов средневекового французского поэта на средневековый высокопарный иврит; сборник этот вышел в анархистском издательстве в Штатах в пятидесятых годах, и я не знаю, был ли тогда в Америке хоть кто-то, кто был способен оценить его переводы. Но его это не интересовало. Для него главным было сидеть у письменного стола. При этом за свою жизнь он пережил столько, что я, сидевшая в лагерях при англичанах, готова была бы снять перед ним шляпу, если бы ее носила. Когда он переехал жить в Израиль, я однажды отправилась с ним на ежегодную встречу ветеранов ЭЦЕЛЬ. Аба сидел-сидел, слушал-слушал, а потом встал и устроил им лекцию. Он рассуждал об отличиях понятий «революция» и «восстание», причем ссылался на свой опыт участника русских революций и подпольной работы при царском и советском режимах. У всех голова шла кругом…

Он был добрым человеком. Рассказывал об убийстве царской семьи с ужасом и отвращением. Он знал лично всех – и Ленина, и Троцкого, и Дзержинского, и всех большевиков называл бандитами. Я думаю, что власти считали его блаженным, а брата его Зеева-Вольфа – просто сумасшедшим. Крупская спасла Абу, когда однажды чекисты чуть его не расстреляли, позвонила Железному Феликсу: «если хоть один волос упадет с головы этого революционера…». Аба сам в юности был революционером, и я не хотела с ним спорить на все эти темы. Одно могу сказать – дядя боролся с идеями, а не с людьми.