Евгений Кузьмишин - Калиостро в пасквилях современников. Сборник мемуаров

Он весьма сам на себя надежен, и для того о Принцах и с Принцами говорит с таким видом, как будто бы они до него имели нужду, а не он до них. Он говорит худым языком Италиянским, изломанным Французским, а по—Арабски он не мог ни единаго слова сказать с Упсальским профессором Норберхом, приехавшим сюда из Константинополя. Он нашем Спасителе говорит он с пренебрежением, а о духовенстве – то же, что и о лекарях. Надобно думать, что этот человек имеет какие—нибудь дальнейшие замыслы, к исполнению которых Стразбург находит он малым для себя театром. Стразбург лежит на границах Государства; то, может быть, хочет он тем удобнее славу свою вдаль распространить, и дожидается, чтоб Король сам вздумал его к себе призвать; сверх того он много говорит о своем знакомстве, которое имел он с Лудовиком XV, также и с Российскою Государынею 32. Примечено, что он здесь ни по векселям, ни чистыми деньгами ни от кого ничего не получал, однако ж всегда платил исправно, щедро, да еще и деньги вперед, не имея здесь никаких доходов, по крайней мере, известных 33. Сие вложило некоторым в голову, что он должен быть подослан от изгнанных Езуитов и т. д.

Все сие не что иное есть, как догадки; и следующее также выдаю вам за догадку, только за такую, которая, по крайней мере, мне и многим другим весьма вероятна кажется: то есть что К. большую часть своего времени и славы своей уже действительно у нас прожил. А куда отсюда думает он обратиться, етова, я думаю, никто не знает. Некоторые из величайших его почитателей от него отпали: они весьма друг на друга взаимно жалуются. С некотораго времени отправляет он многих своих больных весьма наскоро, с помощью обыкновенных взваров и тому подобнаго. Наш господин Маршал, возвратившийся недавно из Парижа в нашу провинцию, господина Калиостра принял весьма милостиво и тем воспрепятствовал, что его еще и до сих пор как шатающегося без всякаго виду бродягу из Государства не выгнали.

Вот все то, что я, по прилежном изследовании и по сличении разных известий, мог вам представить наидостойнейшаго вероятия и многими свидетельствами от здравосудящих людей доказанного. Примите сие в знак моего удовольствия, с которым я стараюсь оказать мою глубочайшую и всегда во мне пребывающую к вам преданность при сем случае, которой вы мне сами подали, удостоя меня вашей доверенности. Я, без сумнения, не могу за это ручаться, чтоб в сем моем письме, хотя против воли моей, не было каких недостатков. Ежели я со временем их примечу, то за долг почту вас тотчас о том уведомить. В исторических делах труднее познать истину, нежели в нравственных. А сие считаю я для всех нас за несказанное счастие, что лекарство для души тому, кто прямо того хочет, сыскать весьма нетрудно. Кто ищет, тот и обретает, кто толкует, тому и отверзается. В какое, по вашему примечанию, должен прийти восхищение такой искренний и светом разума озаренной испытатель истины тогда, когда он, снедаем будучи на песчаных степях долговременною жаждою, незапно источник истины увидит пред собою! Ублажи Господи! дни тех, которые действительно вкушают из сего источника, и тех, которые прямо к нему стопы свои направляют!».

Прежде нежели я сообщу мои записки 1779 года, должна я предупредить моих читателей, что в то время, когда я их писала, имела совершенную веру к Калиостровой чудесной силе и писала их с тем намерением, чтобы оставить их в архиве ложи союза ( d’adoption ) отчасти для того, что в них заключается учение магии, а отчасти будто бы в доказательство того, сколь высоко даже и в наши времена могут восходить силы человеческия, ежели мы захотим себя посвятить сообщению с высшими духами и ежели мы все наши силы напряжем к достижению сей цели.

Я оставляю сии записки точно такими, каковы оне были писаны, ибо я надеюсь, что тому, кто друг истине и кто знает людей, весьма приятно будет видеть верное изображение души, которая ложь принимала за истину, которая на сем заблуждении основывала собственную свою систему и которая чрез то от коварнаго мошенника до такой степени обманывалась, что истина и права разума сокрыты были для нее в непроницаемом мраке.

На одной стороне велела я напечатать записки сии 1779 года, а на другой – теперешнее мое изобличение с некоторыми зделанными на сей случай открытиями, чтоб тем удобнее можно было вдруг обозреть Калиострово расположение и последование его обманов. Я советую читателям тотчас начинать читать означенныя числами примечания 1787 года, по прочтении отвечающаго оным места в записках 1779 года, особливо же прошу тех, которые еще имеют некоторую склонность к чудотворию, самих с собою подумать, сколь легко в таком случае человек с наилучшими намерениями от грубых обманщиков может быть уловлен. Всякой знающий нынешнюю слабость к чудесам должен почувствовать, сколь бы вредно было сие для рода человеческаго, ежели бы мои 1779 года записки, яко событное дело и историческая истина, в тайных обществах зделались известными, прежде нежели в примечаниях успела я открыть, что Калиостр – обманщик. Благодарю Творца моего, что я научилась знать мои прежния предразсудки.

Имея благое намерение на всяком пути распространять мои познания, и твердо предприяв со всяким безпристрастием описать некоторые опыты, которые я со времени моего почти ежедневнаго с Графом Калиостром обхождения зделала, я не хочу ничего здесь включать, кроме настоящей правды и кроме того, что я сама видела и слышала.

Я хочу описать некоторые магические опыты Графа и те случаи, которые подали причину их перед нами делать, с некоторыми разговорами о магии (чернокнижии) или, как Калиостр называет, о высших силах природы, которыя некоторым людям даются от провидения, дабы они так же, как Христос, Мосией и Илия, для многих тысяч могли делать добро.

Чрез несколько дней после своего прибытия приехал он к дяде моему, так как франмасон, которой для некоторых важнейших дел от своих старших отправлен на север (1) и коему велено явиться у него, у брата моего и у Г. Камергера фон дер Говена 34.

В доме дяди моего случилось мне некогда с Калиостром разговаривать: я нашла в нем весьма отменнаго человека, какого еще в жизнь мою со мною не встречалось. Он и жена его заставили нас – тетку мою, двоюродную сестру и меня – весьма высоко думать о ложе союза; сверх того, он уверял нас, что оную ложу здесь из дружбы к нам хочет он возстановить, ибо он думал, что мы можем быть достойными сочленами сего тайнаго общества, которое ведет к высочайшему блаженству тех, кои с чистым сердцем ищут истины и которые из любви к общему благу познания свои распространить стараются. Ета мысль нам весьма понравилась, и мы твердо предприяли под руководством Калиостра в нашем отечестве, быть возстановительницами сего общества, с тем, однако ж, условием, чтобы в сие общество те только могли вступать и быть онаго сочленами, коих мы сами изберем.