Марина Цветаева - Письма. Часть 1

В. Я. ЭФРОН

<���В Москву>

Феодосия, 22-го мая 1914 г., четверг

Милая Вера,

Только что отправила Вам Сережину телеграмму. Он выдержал все письменные экз<���амены> — 4 яз<���ыка> и 3 матем<���атики>. Очевидно, выдержал, т<���а>к к<���а>к директор на вопрос Лидии Антоновны, к<���а>к он держит, сказал: «хорошо».

Числа 20-го июня, или 25-го он будет в Москве. Очень хочет повидаться с Петей. [1] П. Я. Эфрон приехал в Москву в феврале 1914 г. Где он сейчас, был ли у него Манухин, [2] Иван Иванович Манухин (1882–1930) — доктор медицины, ординатор Военно-медицинской академии; применял открытый им метод лечения туберкулеза облучением селезенки рентгеновскими лучами. возможно ли излечение рентгеновскими лучами? К<���а>к его самочувствие — внутреннее? Безумно жаль его!

Если ему это может быть приятным, передайте, что Ахромович [3] Витольд Францевич Ахромович (1882–1930) — поэт, искусствовед, секретарь издательства «Мусагет». в письме ко мне восклицает о нем: «Какой это очаровательный человек!»

Мы с Алей уезжаем 1-го в Коктебель и пробудем там всё лето. Д<���окто>ра очень советуют для Али морской воздух и солнце.

Сережа по приезде в Москву пойдет к Титову. [4] Видимо, врач, в 1907–1908 гг. лечивший Я. К. Эфрона. У него плохо с сердцем, вообще он истощен, но не т<���а>к плох, к<���а>к мог бы быть из-за экзаменов. Обещал мне беспрекословно исполнить совет Титова, или др<���угого> специалиста, — ехать именно туда, куда его пошлют, и на столько времени, сколько окажется нужным.

Д<���окто>р, смотревший его, сказал, что на военную службу его ни за что не возьмут из-за сердца, но что затронутая верхушка его вполне излечима.

Об Але: она выросла до неузнаваемости и хороша, к<���а>к ангел. Лицо удлинилось и похудело, волосы почти везде русые, только с боков еще несколько прежних белых прядей.

Говорит она наизусть коротенькие стихи и сама составляет фразу. Напр<���имер>, сегодня она сказала: «Кусака будет мыть ручку». Видя, что идет дождь, она возмущенно воскликнула: «Дождь пи сделал!» (т. е. за маленькое). О себе она говорит частью в первом, частью в третьем лице. Напр<���имер>: «Хочу купаться», «Пойду сама», но вдруг такие неожиданности: «Дай, пожалуйста, купаться».

Когда что-н<���и>б<���удь> просит, всегда прибавляет «пожалуйста». — «Дай, пож<���алуйста>, розочку», или бублик, или кубики. Любит смотреть картинки и рассказывать их содержание. Характер идеальный: ни слез, ни капризов. Меня любит больше всех. Я с ней почти целый день, гуляем, заводим шарманку, смотрим картинки.

Няня у нее слегка вроде Груши: молодая (16 л<���ет>), веселая и легкомысленная, но сейчас это не опасно, т<���а>к к<���а>к Аля с ней находится сравнительно мало. У Али целый гардероб, масса платьев, три — даже четыре! — шляпы, 2 летних пальто, два осенних. Для Коктебеля — цветные носочки и сандалии.

О себе напишу в др<���угом> письме. Я, между прочим, подстригла сзади и с боков волосы и выгляжу — по Пра много моложе, по Максу — взрослой женщиной.

Всего лучшего, милая Вера, крепко целую Вас. Передайте мой нежный привет Пете и напишите о нем. На какие деньги он лечится и хватает ли?

Напишите мне до 1-го сюда, после 1-го — в Коктебель. Уезжаю т<���а>к рано из-за неприятности с Рогозинским. [5] Дело проясняет следующее письмо В. А. Рогозинского к Волошину от 28 мая 1914 г.: «Относительно Марины Ивановны Вы напрасно беспокоились. Этот инцидент меня задел очень мало. Ее отношение ко мне и особенно к тете Алисе, которая очень их полюбила, как к квартирохозяевам, и отсутствие желания поступиться своими мелкими удобствами, показали мне, что я просто переоценил ее отношение к нам» (РО ИРЛИ, ф. 562, оп. 3, ед. хр. 1026).

мц

<���Приписка С. Я. Эфрона: >

Целую тебя и Петю — буду в Москве через четыре недели.

Манухин делает чудеса — так хочется, чтобы Петя попробовал Рентгеновских лучей.

Выехал бы сейчас в Москву, да не могу из-за экзаменов. Как только кончу — приеду.

Передай П<���ете> самые нежные слова. Не пропустите время для операции, часто только она может помочь. Прости, Верочка, что не приезжаю.

Сережа

Куда писать? Пиши почаще о П<���ете>. Где Лиля?

<���В Коктебель>

Феодосия, 8-го июля 1911 г.

Дорогая Пра,

Хотя Вы не любите объяснения в любви, я все-таки объяснюсь. Уезжая из Коктебеля, мне т<���а>к хотелось сказать Вам что-н<���и>б<���удь> хорошее, но ничего не вышло.

Если бы у меня было какое-н<���и>б<���удь> большое горе, я непременно пришла бы к Вам.

Ваша шкатулочка будет со мной в вагоне и до моей смерти не сойдет у меня с письменного стола.

Всего лучшего, крепко жму Вашу руку.

Марина Цветаева

P. S. Исполните одну мою просьбу: вспоминайте меня, когда будете доить дельфиниху. [6] Коктебельская мифология. В шуточном сонете Волошина «Обед» (16 мая 1911) есть строка: «Опять уплыл недоенным дельфин…». Л. Е. Фейнберг, тоже гость Волошина того лета, вспоминал: «Между другими коктебельскими придумками был дельфин, который будто бы приплывал, чтобы его доили, и его молоком лечили слабогрудого Сережу Эфрона» (Фейнберг Л. В Коктебеле, у Максимилиана Волошина. — ж. «Дон», 1980, № 7. С. 183).

И меня тоже!

Сергей Эфрон

<���В Коктебель>

9/VII <19>11 г. <���Мелитополь> [7] Написано на видовой открытке: «Мелитополь. Александровская ул. и гостиница Кониди». Первые три строки — рукой С. Я. Эфрона, последние две — М. И. Цветаевой.

Вера и Лиля!

Сейчас мы в Мелитополе. Взяли кипятку и будем есть всё то, что вы нам приготовили. Привет.

Милая Лиля и милая Вера, здесь, т. е. в вагоне пахнет амфорой, [8] Эвфемизм. но мы не унываем. Всего лучшего.

мц

<���В Коктебель>

<9 июля 1911 г., Лозовая> [9] Написано на видовой открытке: «Ст. Лозовая. № 1». Датировано по почтовому штемпелю.

Милая Вера и Лиля! Лозовая. Ем борщ. Почти все, что дано на дорогу, съедено. Спасибо. Привет

Сережа

Милая Влюблезьяна, [10] От шутливого прозвища Е. Я. Эфрон в Коктебеле — «старая влюбленная обезьяна». хочется сказать Вам что-н<���и>б<���удь> хорошее, но сейчас отходит поезд. До другого раза!

Марина

Е. Я. И В. Я. ЭФРОН

<���В Коктебель>

10 июля 1911 г. Тула [11] Написано на открытке из серии в пользу общин Св. Евгении: «В. Зарубин. Маки». После названия картины «Маки» — рукой Цветаевой сделана приписка: «или „Макаки“ — каждый из этих маков был в прежней жизни тем, что Лиля в настоящей».