Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 1994 год

11 июля «ветераны» повстречали мавров и смогли наконец утолить жажду. Они также выменяли некоторое количество подпорченной пищи на ружья и порох. Но в тот же самый день они попали в плен к другому племени. По словам д'Англа, «хозяин изменился, горе осталось прежним». Он же подробно описывает тяжелые работы, к которым их принуждали (разгрузка верблюдов, поиск кореньев для костра), и мучения, которым подвергали их женщины племени: они посыпали песком еще не высохшие раны младшего лейтенанта.

13 июля они заметили бриг, но Парнажон либо не видел их, либо принял за мавров. Мавры старались поддержать их силы напитком, представляющим собой верблюжью мочу пополам с молоком: «Этот напиток не был неприятным, он даже выигрывал по сравнению с употреблявшейся обычно для питья тухлой водой».

Через два дня им повстречался ирландец Карнетт, переодетый мавром. Он передал им запасы риса, который некоторые ели просто сырым, и говядины, на которую все так жадно накинулись, что у всех началась резь в желудке и тошнота: «Один итальянец оказался настолько прожорлив, что на следующий день был не в состоянии пошевелиться: его необъятный живот, тяжелые вздохи и ухищрения, к которым он прибегал, чтобы подняться, – все это на некоторое время подняло общее настроение; посмеявшись над его причудливым видом, его подняли и помогли ему идти». Очевидно, Карнетт прибыл вовремя, ибо общий настрой оставлял желать лучшего!

8 июля их наконец заметили с брига. Парнажон прислал им провизию. До Сен-Луи им оставалось еще более 100 километров. Они добрались до Сенегала вечером 22 июля и встретили там исследователя Роджери и натуралиста Каммера, которые отделились от них по пути, были захвачены маврами и освобождены за выкуп. Среди «ветеранов пустыни» был некий исследователь Лешено, живописный портрет которого приводит Александр Ран: «Он прошел по пустыне около 100 лье, при этом оставался одетым, как полагается ученому на собрании в академии. Его черные шелковые чулки пришли в полную негодность из-за песка и прикрывали лишь верхнюю часть ноги. Но о чем бы он ни говорил, ему никогда не изменяла свойственная ему веселость». По всей видимости, не все ветераны видели мир в таком трагическом свете, как д'Англа. Многим удавалось сохранять оптимизм в самых неприятных ситуациях. А ведь эта группа потеряла в пути женщину и трех солдат.

Для описания этой одиссеи мы располагаем прежде всего докладом инженера Корреара и хирурга второго класса Савиньи – важнейшим по количеству проводимых подробностей документом, – а также рапортом Кудена на имя министра по делам морского флота и сведениями, полученными Раном от одного из уцелевших пассажиров плота. Доклад же Корреара и Савиньи, по причинам, которые будут указаны ниже, является подозрительным и пристрастным документом. Его авторы поддерживают лишь одну из версий, а также при помощи этого доклада они сводят счеты, защищая свои политические убеждения. Но если освободить представленные ими факты от словесной шелухи, то можно добраться и до истины. Рапорт Кудена поразительно прост и ясен, но нельзя забывать, что составлен он офицером, старавшимся не запятнать честь флота. Кудена нельзя упрекнуть в неискренности, но порой его рапорт неполон. Наконец, страшный, мрачный доклад Рана, составленный с чужих слов, делает эту историю еще более странной. Основываясь на этих трех источниках, попробуем восстановить истинную и объективную картину событий.

За сооружением плота было поручено наблюдать лейтенанту Эспье. Позже, на следствии, он заявил: «Плот был построен самым надежным образом. Детали палубы крепились толстыми гвоздями и тросами. Плот имел размеры от 40 до 42 шагов в длину и от 22 до 24 шагов в ширину». Корреар и Савиньи придерживаются другого мнения. Они считают, что «изобретатели» плота сложили бы его более тщательно, если б проектировали для себя. Их описание плота необходимо исследователю событий, поскольку оно позволит понять, в каком положении оказались потерпевшие кораблекрушение. «Плот состоял из стеньг, рей, парных мачт, крепко связанных между собой. Основой плота служили две стеньги, положенные по бокам; еще четыре мачты такого же размера и прочности были положены попарно в середине плота. Остальные мачты лежали между первыми четырьмя, но были меньше по размеру. На эту основу было положено нечто вроде паркета из досок. Поперек плота было набито несколько длинных бревен, выступающих за его края метра на три с каждой стороны, чтобы повысить его сопротивляемость волнам. Также были сооружены своеобразные перила в сорок сантиметров высотой, и это было единственное заграждение от волн – такое решение приняли те, кому не было нужды в высоких бортах, ведь не им предстояло сражаться с волнами на плоту. К концам передней стеньги, лежавшей в основании плота, были прибиты две реи, соединявшиеся под углом и крепко связанные тросами: они образовывали носовую часть плота. Треугольное пространство между ними было забито разными досками и кусками дерева: носовая часть была около двух метров длиной, но прочность ее была невелика, кроме того, во время плавания она постоянно находилась под водой. Корма была незаостренной формы, как носовая часть, но длина ее тоже была значительной, а прочность – небольшой. Таким образом, безопасно было находиться лишь в центральной части плота…

Плот, с учетом носовой и кормовой частей, был двадцать метров в длину и около семи метров в ширину, на первый взгляд казалось, что он способен нести на себе двести человек, но на самом деле оказалось, что это не так. У плота не было собственных парусов и мачт. Во время нашего отплытия с фрегата на плот поспешно скинули бизань и грот-бом-брамсель, даже не потрудившись предварительно свернуть их, падая, эти паруса нанесли телесные повреждения нескольким членам экипажа, стоявшим на вахте; у нас даже не было тросов для установки рангоута.

На плоту находилось много мешков с мукой, положенных туда накануне, но не для того, чтобы служить нам пищей в плавании, а потому, что их не удалось как следует сложить на корабле, и тогда их переместили на плот, чтобы их не унесло в море; в нашем распоряжении оказалось шесть бочонков вина и две небольшие емкости с водой; как потом было сказано, все это было приготовлено для пассажиров плота…»

В этом вступлении к своему рассказу Корреар – Савиньи делают патетическое отступление, чтобы воз будить сочувствие к пережитым ими лишениям; это отступление очерчивает позицию, которую они занимали в данном вопросе: «На этом театре малых военных действий родилось столько боли, пережиты были такие ужасающие жажда и голод, что самые крепкие, неутомимые, опытные и работящие пали под ударами судьбы, в то время как более слабые и непривычные к усталости нашли в душах своих то, чего недоставало их телам, выдержали страшные испытания и одержали верх над этим ужасающим бедствием благодаря полученному воспитанию, высоким умственным качествам, благородству чувств. Именно этим свойствам своего характера они обязаны своим чудесным спасением».